"Ян Отченашек. Хромой Орфей" - читать интересную книгу автора

Только объясни ты мне, почему я до сих пор не могу просто подойти к тебе,
заговорить? Я ведь не желторотый гимназистик! Знаю ли я тебя? Могу ли я
сказать, что знаю человека, если прочитал его имя на карточке, на которой
отбивают час прихода и ухода, если человек этот дни и ночи у меня на глазах,
но я не обменялся с ним еще ни единым словом? И для которого я до отчаяния
не существую? Впрочем, с чего замечать именно меня? Чем я могу тебя
заинтересовать? Лицо, каких сотни, ни красивое, ни бросающееся в глаза
безобразием, обыкновенное лицо. Знаешь, а я ведь еще не слышал твоего
голоса!.. Есть в тебе что-то такое, что несказанно волнует меня, притягивает
и в то же время зажимает рот непонятной застенчивостью - ничего подобного я
не испытывал с другими девушками. Я часто пробовал выговорить вслух твое
имя: Бланка. Легкое, прозрачное имя, в нем вкус ветра. Но что я знаю о тебе?
Какую-то чепуху, сплетни, грубые замечания ребят... Вот если бы ты дала мне
совет... Я застенчив до дикости и порой завидую тем, кто не так
чувствителен, у кого шкура потолще, которые просто не понимают, что ставят
другого в неловкое положение. Эти не знают препон. Может, во мне есть
какая-то дурацкая гордость и потому я боюсь поражений. В сущности, я и
себя-то не знаю. О себе я знаю всего лишь несколько неинтересных и
малозначительных подробностей. Зовут меня Ян, ребята чаще называют Гонзой ,
[1]я живу, дышу... и не знаю себя. То мне кажется, что я никакой, то - очень
сложный, и если б меня заставили написать что-нибудь о самом себе, о своем
характере, о том, чего ищу, - я изжевал бы от растерянности немало
карандашей. Добрый я? Или злой? Гордый? Скромный? Все это есть во мне, до
невозможности перемешанное, не отграниченное, не решенное. Я строящееся
здание и понятия не имею, каким оно будет готовое. Труслив я? Или смел?
Откуда мне знать? Бывают всякие дурацкие мечты, и порой мне кажется, что я
вовсе еще и не жил, что я скорее наблюдатель, очевидец того, как живут
другие, а не человек с собственной историей. Я, в сущности, только жду. А
больше в этой помойке я и не могу ничего делать. Но разве ожидание - жизнь?
Сомневаюсь. Жизнь будто отложена на неопределенное время. Вот после... Но
хватит, поговорим о тебе! Что ты? Замужем? Любишь ли кого-нибудь? Я этого
боюсь. Ты тоже одинока? Почему люди теперь так одиноки? Оттого что война? А
как было до войны? Я совсем не помню. Когда эти явились, я был сопливый
мальчишка, лет четырнадцати-пятнадцати, подросток с угрями на лбу. Влюблялся
в лицо на экране, вид женских ног волновал меня, я думал о смерти и страстно
желал, чтоб мне было уже двадцать лет, и я мечтал о том, кем я стану. Это
будет грандиозно! Мир и его беды очень отдаленно затрагивали меня. И влипли
мы во все это, желторотые юнцы, ткнулись носом и мыкаемся в этом бедламе, и
кто-то гонит нас взашей, развеяло нас ветром по заводам протектората, по
всем уголкам рейха. Что делать? Ждать? Вот после... Как это понять? Где это
"после"? И в чем? В книгах, которые случай вложит в твои руки? Не знаю. В
себе? Сомневаюсь. Каждый ищет по-своему, но ищем все мы, хотя большинство из
нас не сознает этого и прикидывается циничными грубиянами. Выжить, выжить -
так писал Карел из Эссена после очередного налета. В этом вся штука, Гонза!
Если бы ты пережил такое, как я, понял бы. Только дураки да
книжники-мечтатели вопрошают о смысле жизни. А в чем ему быть, смыслу-то? В
воздухе, которым мы дышим, в еде, в любви, если таковая существует, в голом
факте бытия... Вопросы... У тебя тоже столько вопросов? Может, я ошибаюсь,
но кажется мне, все стало бы легче, умей я сблизиться с тобой. Что может
найти человек, когда он один? Не нужен никому, ни для чего? И я внушаю себе,