"Владислав Отрошенко. Наряд Мнемозины " - читать интересную книгу автора

Владислав Отрошенко


НАРЯД МНЕМОЗИНЫ
ПОВЕСТЬ

Совокупившись с сыном своим Ураном, Гея породила на свет богиню
памяти Мнемозину - деву лживую и капризную, возлюбившую пышные одеяния,
зеркала и блеск украшений. "Я сделаю смертных счастливыми, - заносчиво
говорила она, - я научу их видеть сладчайшие сны. Повинуясь мне, выйдут из
вод безжалостной Леты унылые тени и в водах моей животворной реки облекутся
в парчу и шелк. И возрадуются смертные, ибо невелика будет плата за мои
наряды". Таковые облыжные речи произносила, отцы мои, оная богиня...
"Трактат о распутстве эллинских богов", 1804 г. (приписывается о. Кириллу, в
миру Александру Лебедеву, выпускнику духовной семинарии в Черкасске).

Вишневого цвета автомобиль с медным ангелом на капоте наехал на
пятнышко света, проскочившего сквозь листву на темную мостовую и лежавшего
неподвижно, затаившимся призраком, шагах в двадцати от грубой чугунной ножки
пластмассового фонаря. Повинуясь бесцеремонному механизму тормоза,
автомобиль поспешно и недовольно присел на передние колеса и, остановившись,
мгновенно выпрямился, точно в этом принудительном движении таилось нечто
чрезвычайно постыдное для его горделивой осанки. Призрак света с
проворностью и верткостью беса, готового ко всяким случайностям, перепрыгнул
с мостовой на капот, скользнув по широкому хромированному бамперу, на
котором вспыхнула и сонно угасла фиолетовая искра; некоторое время, пока
автомобиль еще покачивался на возбужденных рессорах, он, подыскивая себе
местечко, нервно пошарил по длинному капоту, похожему на крышку массивного
саркофага, и наконец, затихнув, устроился рядом с ангелом. Ночь была
беззвездная и безветренная, и ангел напрасно запрокидывал свою кудрявую
голову, которая сидела, как у старого горбуна, на самых ключицах: ничего,
кроме плоских чернильных туч, он не мог рассмотреть в этих будничных
небесах, не оживленных волшебным движением космоса.
- Заночуем здесь, - сказал один из обитателей автомобиля, - тот,
который уже десять часов кряду сидел за штурвалом и, с изяществом балеруна
нажимая на педали длинными и мускулистыми ногами, обутыми в лакированные
ботинки, гнал автомобиль по гладким равнинным дорогам, беспрестанно напевая
на разные мотивы какую-то пылкую песенку на турецком языке, в которой, как
он утверждал, говорилось о юных контрабандистах, о столетнем вине и о нежных
поцелуях блондинистой женщины (то, что песенка пелась действительно на
турецком, было тоже не более чем утверждением штурвального, которое - он это
знал - не мог подвергнуть сомнению ни один из его спутников). Ангелу, как и
всему экипажу, за исключением штурвального, место ночевки показалось
непривлекательным. Он вообще готов был мчаться всю ночь на юг, подставляя
ветру свое медное личико, пока над планетой не вздуется купол, весь расшитый
огненным жемчугом нерушимых созвездий его отчизны, откуда слетел он семь лет
назад на капот вишневого автомобиля, и пока не накатит с рассветом, ударив
внезапным провалом в лобовое стекло, то, что всем обещал штурвальный, -
море! Ангел поежился, вздрогнул, осторожно (чтоб не взъерошились перья)
потер друг о друга высокие дуги крыльев. Ему было зябко. И он не склонен был