"Владислав Отрошенко. Наряд Мнемозины " - читать интересную книгу автора

пылкой поэмы штурвального, даже ее начальных строк. Автомобиль стоял на
обочине, утопая колесами в горячей кашице, пыли, и ты, повесив головку,
уныло вышагивал по капоту, с трудом волоча за собою громоздкие крылья ("Ну,
зачем они тебе, дурачок! - говорила, смеясь, Аделаида Ивановна. - Ты теперь
наш, земной, и лучше бы ты избавился от этих занудных штуковин. Уж на что
Демиург Александрович - смерть как тоскует по крыльям! - а все равно,
смотри-ка, здесь он предпочитает носить усы... Будешь умненьким мальчиком,
он и тебя наградит усами". - "Точно такими же, как у него?" - спрашивал ты с
надеждою и восторгом. "Ну конечно же, глупенький, точно такими!" - уверяла
тебя Аделаида Ивановна, и ты, обольщенный посланник, готов был сию же минуту
сменять на усы штурвального тягостный дар отчизны); измученный ожиданием, ты
подходил к лобовому стеклу, трогал скрипучие "дворники" - ты помнишь, с
какой восхитительной синхронностью исполняли они монотонный танец под
барабанную дробь и шипение дороги! Штурвальный всегда выпускал их на сцену
загодя, не позволяя вовсю разгуляться назойливым балеринкам, спорхнувшим с
небес; их дрожащая стайка, прилепившись к прозрачным подмосткам, уже
начинала разыгрывать свой грациозный спектакль с затейливой хореографией, но
в него ошалело врывались два мрачных и неутомимых плясуна - они дружно
выскакивали из-за кулис и с угрюмою бодростью наяривали вприсядку,
расталкивая локтями изнеженных гастролерок!.. Пользуясь тем, что пассажиры,
оставшиеся в автомобиле, спали, один, свернувшись калачиком, на заднем
сиденье, а другой - это был небольшого росточка плешивенький старичок лет
восьмидесяти, одетый в ярко-зеленые брючки, черный фрак и пантофли, расшитые
бисером, - дремал, положив под щеку обе ладошки, в приоткрытом багажнике,
где его и возил штурвальный, устроив ему там уютное жилище, с маленьким
торшерчиком, с сундучком для нарядов, с бамбуковым креслом и даже с камином,
который топился окурками, пробками и всяческим мусором, ты потихоньку
залазил в кабину и усаживался на место штурвального. Твои ножки, небесный
воин, были слишком короткими, и как ни старался ты, они не дотягивались до
педалей, по которым беспечно прохаживались неутомимые, крепкие и проворные
ноги штурвального. Но зато всевозможные кнопки, рычажки, колесики, клавиши
были доступны тебе. Позабыв обо всем на свете, ты в порыве блаженной скуки
принимался за дело - сначала с опаскою, осторожно, а потом все смелей и
уверенней ты нажимал их, выдергивал, вдавливал, и тут начинался концерт!
Вспыхивали и, прищелкивая, мигали разноцветные лампочки (и подкрашенный свет
их восхищал тебя больше, чем сияние гордых светил твоей безупречной
державы); вздрогнув, подскакивали и трепетали пестрые стрелки оживших
приборов; звякали в воздухе, превратившись мгновенно в туман, железные
лопасти вентиляторов; взывала забытая всеми печь; журчали "фонтанчики" и
очумевшие "дворники" со свистом елозили по стеклу. Правда, концерт
продолжался недолго. Желая втиснуть в его программу еще какой-нибудь
залихватский номер, ты поворачивал до отказа сплющенный ключик, на котором
болтался, подвешенный на цепочке, бульдожик из красной яшмы, и номер - это
был очень сложный акробатический трюк - исполнялся незамедлительно: что-то
взвизгивало в моторе, автомобиль, рывком приподняв свое грузное тело,
отчаянно подавался вперед, старичок, как будто только того и ждал, небрежно
вываливался из багажника, публика замирала в сочувственном ужасе (не
заметив, конечно, как находчивый виртуоз успевал зацепить на лету свою
гибкую трость, которую он подставлял на стоянках под тяжелую крышку
багажника), крышка звучно захлопывалась, исхитрившись в последний момент