"Джойс Кэрол Оутс. Сад радостей земных " - читать интересную книгу автора

мифологическому, эти перенесения из американской глубинки в древнюю Аттику -
через громадные хронологические и социальные пространства. Бытие мудрого и
духовно свободного кентавра для Колдуэлла не роль, а суть, которую
невозможно осуществить в конкретных обстоятельствах. А роль ему как раз
приходится играть в будничной жизни - в школьном классе, в отношениях с
Хэсси, с Зиммерманом, с Верой Хаммел...
Другой вопрос - что, выбрав из богатейшего художественного запаса
греческой мифологии историю кентавра, Апдайк, разумеется, стремился
обобщенно выразить и мысль о двойственности человеческого естества, в
котором начала духовное и физиологическое вечно противостоят одно другому.
Миф о Хироне содержит несколько мотивов, позволяющих подкрепить эту
концепцию полярности "неба" и "земли" в самом человеке, каким тот создан
природой. Согласно мифу, Хирон - сын Кроноса и океаниды Филиры; супруга
Кроноса Рея застигла его в момент соития, и, спасаясь от ее гнева, Кронос
обернулся конем. В мифологическом плане повествования Хэсси Колдуэлл
представлена женой кентавра Харикло. а Питер - их дочерью Окироей. Харикло
была матерью Тиресия, который прогневил богов и был ослеплен, а по другой
версии, изложенной у Овидия, превращен в женщину за то, что ударил палкой
спаривающихся змей.
Несложно обнаружить более или менее ясные отголоски таких мотивов и в
истории отношений Колдуэлла с Верой, этой олинджерской Афродитой, и в
метаморфозах самого Питера, с его заболеванием, с его воспаленными
эротическими грезами и смертельным страхом перед физической стороной любви.
Но, конечно, дело не в том, что Апдайк добивается полного тождества с
мифологической "моделью" описываемых событий. Дело в определенного рода
представлениях о человеке, которого Колдуэлл на уроке в присутствии
Зиммермана назвал "животным с трагической судьбой", а Апдайк первым из двух
эпиграфов к роману характеризует как существо, стоящее на грани между землей
и небом. Для мифологии Вселенная целостна настолько, что даже естественные
размежевания легко преодолеваются, позволяя действующим лицам без труда
принимать облик людей или животных, женщин или мужчин. Но мир, окружающий
героев "Кентавра", разделен и бессвязен в такой степени, что в человеке дух
и плоть ведут как бы совершенно независимое существование.
В "Кентавре" это впечатление бессвязности мира выражено многими
компонентами повествования. Та "двойная перспектива", в которой существуют
герои как носители тех или иных этических принципов, с одной стороны, и
воплощения низменного "естества" - с другой, лишь наиболее заметно
подчеркивает идею распавшегося единства бытия, фундаментально важную
Апдайку, как, впрочем, и многим другим современным писателям Запада. В самой
организации рассказа эта идея является основополагающей. Реальное сменяется
легендой, повествование автора - воспоминаниями Питера или его
свидетельствами непосредственно с места события. Все происходящее
показывается нам во множестве ракурсов, преломляясь то в восприятии основных
персонажей, то в сознании анонимной массы учеников, или Зиммермана, или
Веры, или уборщика Геллера. В пределах одного абзаца Питер может предстать
то болезненным подростком, то обитателем заставленной авангардистскими
полотнами каморки, где его преследует образ давно умершего отца, то дерзким
похитителем огня, навлекшим на себя неистовую ярость Зевса, то Окироей,
мучающейся даром предвидения, которым ее наделили властители Олимпа.
Фабульное время определено строго - четыре январских дня 1947 года,