"Олег Овчинников. Connect to heaven. (horror-версия)" - читать интересную книгу автора

никто больше не звонил. Впрочем, настроение и без того было испорчено.
Дорвавшийся до кормушки сомик разом заглотил половину общака и снова залег
на дно. Игнат с минуту посмотрел, как он лениво шевелит усами, затем
подошел к сейфу и, поколдовав с замком, достал непривычной формы
телефонную трубку с корпусом из черного дерева. Торчащая вверх короткая, с
прозеленью антенна напоминала свежий побег на мертвом деревянном обрубке.
Круглых сглаженных шпеньков, заменяющих кнопки, на корпусе было всего три,
но и в них, как в трех соснах, с непривычки немудрено было заблудиться.
Записная книжка сама раскрылась на букве "Е". Обладая отвратительной
памятью на имена и фамилии, Игнат все важные телефоны всегда записывал на
Е. "Если приедут люди в масках..." "Если станет одиноко..." "Если
посредник начнет зарываться по процентам..." Это все не то... Вот!
"Если снова захочется странного..."
Телефон глухо плимкнул семью цифрами набираемого номера, в трубке
раздались и смолкли сухие деревянные щелчки, затем настала полная тишина.
Не слышалось вздохов или иных признаков чужого присутствия.
- Отец? - осторожно позвал Игнат.
- Я слушаю, сынок, - ответила трубка ласковым, немолодым голосом. - Что-то
случилось?
- Отец...
Игнат задумался. В принципе, ничего из ряда вон пока не произошло, но
какие-то мелкие происшествия, неприятные раздражающие факторы вроде
выразительного взгляда, пойманного в зеркальце заднего вида, услышанного
краем уха обрывка фразы, теперь вот еще каких-то японцев с их
оболочками... Все это имело обыкновение накапливаться и, накопившись,
гнести.
- Почему они так не любят нас? - спросил он. - Мы ведь такие же люди, как
они, усталые люди с неприятностями, у которых ни на что не хватает
времени. Я верчусь целый день, ко мне постоянно приходят какие-то
личности, разные личности. Одни говорят, что они из милиции, другие
называют себя пожарными, третьи лицензионщиками, четвертые аудиторами и
так далее. Двадцать пятые никак себя не называют, более того - обижаются,
когда их самих называют бандитами. И все они просят денег. И я плачу им
всем, я отстегиваю, даю на лапу, "уделяю внимание"... К тому же я
постоянно на что-нибудь жертвую - в фонд мира, борьбы со СПИДом, в помощь
пострадавшим от землетрясения в Уругвае... Ты слышишь, я не знаю, где это,
но послушно перевожу пятнадцать штук куда попросили. Да, я не беден, у
меня есть, где жить и на чем ездить - кстати, мой "Мерседес" не
шестисотый, а в два раза меньше, - есть, на что сходить в ресторан и
слетать... да хоть в тот же Уругвай, но я ведь делюсь! Теперь ответь, кому
от того, что я делаю, становится хуже?
Он вспомнил вдруг очередь в шереметьевском коридоре VIP, где десяток таких
же, как он, работящих людей в спецовках от Кардена и в кирзе от Гуччи, ни
на минуту не выпуская из рук своих рабочих инструментов: телефонов,
калькуляторов, электронных блокнотов, дожидались прохождения быстрого
таможенного контроля, вспомнил их простые, усталые лица.... и неожиданно
для себя заплакал.
- Ну что ты, что? - забеспокоилась трубка.
- Ах, отец...
Серый, с голубой искрой, шевиот вздрогнул и мелко затрясся на плечах.