Глава 48. Последний шанс

Улыбка, такая искренняя… Она улыбалась во сне. Как она прекрасна… Целительна для его больной души. Юная девушка спала безмятежно, словно ничего не случилось, словно это всего лишь еще одна ночь из тысячи, но увы, звезды на небе сияют в последний раз. Серебряные волосы аккуратными прядями распластались на подушке. Эта любовь должна была заставить выжить, но она толкала на смерть. Анна, зачем? Северус смотрел на молодое лицо, ждал, когда она откроет глаза, чтобы встретить её пробуждение, заглянуть в эти зеркала души цвета весенней зелени. Шанс, держать её за руку, был последним. В последний раз он ощущал тепло её кожи, живой плоти, их следующая встреча будет на смертном одре… Она еще может бежать и расквитаться с Волан-де-Мортом, но попросту не бутет этого делать, и Северус не станет просить об этом, ведь он знает всё, что творится в её душе. Он эгоист, желающий забрать её с собой, это призрачное счастье, быть может, оно действительно существует, по ту сторону мира? Анна была уверена в этом, она почти прорвалась туда однажды, истекая кровью на его руках, смогла проникнуть в тайны человечества, и сказала, что там хорошо, много света, но вернулась, потому что её там никто не ждал… Северус всё еще наблюдал за её сном, любовался, любил. В уголке её глаз скопились капельки слез, затем сделав рывок резко скатились на подушку. Он позволил себе дотронуться, стереть влагу с лица… "Почему ты так хочешь умереть? Ты еще совсем юна, Сириус был прав, когда говорил, что ты бросаешься за мной в огонь и в воду, господи за что…" Он хотел изменить прошлое, но не мог. У этих двоих в жизни была всего одна мечта, никогда не появляться на свет… Весь мир падет из-за этой грешной любви, они оба не были героями, они устали ими быть. Просто вместе… А Анна всё еще улыбалась, забытая спокойным сном.

Что за странная ночь, я знала, что все еще сплю, но кошмаров не было, знала, что жизнь оборвется уже сегодня, и не только моя… Расслабление, томное спокойствие, словно я под действием какого-то странного дурманящего зелья. Свет пробивался сквозь веки, стоит ли просыпаться, чтобы ожидать смерти? Умереть во сне так просто, но я должна заставить прожить эти последние часы бодрствуя, должна взять его за руку в последний раз… Ощутить его живое дыхание и бьющееся сердце, что там будет за чертой? Не уверена… Не уверена, что попаду в рай. А если нас разлучат? Северус настрадался в жизни и искупил все грехи сполна, что до меня… Нет, я не должна об этом думать… Но невольно глаза заслезились и слезинка скатилась по виску. Внезапно нечто теплое, чья-то рука стерла влагу с лица. Не решаясь открывать глаза, я старалась вслушаться в эмоции. Северус, не может быть. Глаза сами собой открылись и уставились на него. Держа мою руку, он ожидал пробуждения. Как, где я? Мысль, что мы уже умерли, промелькнула в сознании, но тут же испарилась. Его грустные, но какие-то умиротворенные глаза смотрели на меня. Резко поднявшись, я припала к нему и сжала вокруг талии крепко-крепко.

— Северус…

Он просто обнял меня и поцеловал в лоб. Сердце словно перестало качать кровь, словно душу зажали в невидимые тиски, не причиняющие боли, лишь внезапное повышение температуры во всем теле. Молчание в объятиях друг друга длилось недолго.

— Почему ты здесь? — Удивленно спросила я, глотая подступивший к горлу ком.

— Он позволил, — Негромко произнес Северус. — Прощальный подарок своего рода.

Я сжала его спину еще крепче и подавила всхлип. Так долго переживала, искала его, и вот нашла, ощущаю его запах, держу в руках.

— Они следят за нами?

— Да. — Коротко ответил Северус.

Плевать, ждать недолго. Я вытащила руку из-под его руки и посмотрела на наручные часы. Было что-то около шести. Долго проспала…

— Почему ты раньше не разбудил меня? — Мои глаза выражали искреннее удивление.

— Мне нравится наблюдать за тобой спящей. — Какой-то робкий ответ.

Северус убрал прядь волос мне за ухо и поднял подбородок к своему лицу. На щеке мгновенно появилась дорожка от слезы.

— Не плачь… — Прошептал он.

Он тоже хотел позволить слезам скатиться по его щекам, но не мог, боялся, что я этого не выдержу. Мы не могли общаться даже мысленно о чем-то связанном с Лордом или побегом. Северус не имел права на опрометчивые слова, иначе нас разлучат, но я была уверена, что он хочет сказать мне, о том какая я глупая, нелогичная, и о том, что обрекла мир на гибель. Бросить его? Убить Волан-де-Морта? Не могу…

— Осталось совсем немного времени.

— Я знаю.

Северус коснулся губами моей щеки, по которой сбежала новая слеза, затем аккуратно переместился к губам. Его дыхание на моем лице будоражило кожу. Кто имел большее право на смерть, я, или он? Гибель казалась спасением, своеобразным очищением от грязи мира, воссоединением… Люди странные существа, венчальная клятва заканчивается у всех одинаково: "В болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас…", не понимаю, смерть наоборот должна быть чем-то скрепляющим, и не важно, кто в какое время умер, время быстротечно, и на небесах должно ждать воссоединение с любимым человеком. Люди нелогичны, когда говорят, что браки заключаются на небесах. Бросаются из крайности в крайность. Северус внезапно отстранился от меня и пристально посмотрел в глаза, будто стараясь запомнить рисунок, очертание, оттенок, я последовала его примеру. Эти черные глаза на самом деле были цвета горького шоколада, но не было холода, извечной отстраненности, они были чисты как у младенца, зеркала… Северус словно открыл мне всего себя, я гладила его лицо, а черные как смоль волосы, пахнущие травами, наверное со временем это запах просто въелся, щекотали тыльную сторону ладони. Он что-то хотел сказать, но не решался, боялся признаться в чем-то, но разве это теперь важно? Нет, слова были иного содержания, ожидание — все, что было мне уготовано, пока мой любимый соберется с мыслями.

— Возможно это немного "несвоевременно", и шокирует тебя, но… — Он запнулся… — Когда я шел на задание, думал после, заглянуть в родительский дом, хотел забрать кольцо матери.

Если бы я стояла на ногах, то они бы тут же отказали, сердце, словно рухнуло вниз, а потом взлетело на высоту и опять упало камнем вниз, и так несколько раз. Глаза совсем покраснели, я не могла выдавить слова… Это было слишком быстро, ведь наши отношения только начались, но потом вспомнила, что в период войны происходит много свадеб, но что-то это совсем непохоже на Северуса, ведь он другой, рассудительный, строгий, дисциплинированный.

— Возможно, оно могло бы в будущем послужить обручальным, я просто хотел отдать его тебе на сохранение до лучших времен…

— Которые не наступят… — Закончила и отвела глаза в сторону, утонув в пространстве.

Сверус вновь взял мой подбородок и повернул к себе. Он не продолжил речь, я и так всё знала, даже на смертном одре он никогда полностью не раскроется передо мной. И даже ни в чем неповинное кольцо словно оскорбил, тем, что его сдают в Ломбард или на длительное хранение в одну их камер вокзала Кингс Кросс. Ах Северус, Северус. Я улыбнулась в порыве всего услышанного. Это призрачное кольцо уже не попадет в мои руки…

— Я люблю тебя. — Произнес он, все так же глядя горьким шоколадом в апрельскую зелень.

Что со мной? Не могу выдохнуть, легкие сжало, дыхательные пути завязались тугим узлом. Ззнала, что Северус любит меня, но не довелось слышать этих слов из его уст, боялась, что он никогда не отпустит Лили… Волна жара ввела меня в легкий ступор. Счастье, я счастлива, но как-то совсем болезненно, словно раненая лань.

— Я люблю тебя Северус. — Вторил мой голос.

Души изливались друг на друга тяжелыми обременяющими, но в то же время легкими, воздушными эмоциями, тоскливыми и солнечными, но эти чувства больше никто не посмеет назвать скупыми, холодными, никто и никогда больше не скажет, что Северус Снейп не умеет любить, это был самый сладкий сон наяву. Конечно, наступающая на пятки смерть помогла ему высказаться, но все же, он это сделал, и сделал именно так, как я мечтала. Не знаю, как назвать тот долгий, уничтожающий и приносящий блаженство поцелуй, который словно связал нас вместе, опутал какими-то нерушимыми узами, неземными, притягательными, желанными… Я уже лежала на кровати, а он целовал сверху, робко и нежно, затем настойчиво, властно, я чувствовала, что это не закончится добром, нельзя совершать необдуманных поступков, ведь мы находились в обители зла, в логове самого Волан-де-Морта. Однако нас ждала неминуемая гибель, и шанса испытать это тепло больше не будет. Северуса одолевали те же мысли, он отстранился, лег рядом и сжал мою руку. Комната поместья Малфоев, опять все этого отвратительного зеленого цвета, шторы, ковер, обои и некоторые предметы на комоде, черт бы побрал этих слизеринцев, интересно, кто бы мог подумать, что мы будем вот так проводить время вместе в этом месте…

— Смешно, правда? — я подавила улыбку, он не ответил, — Наш последний шанс быть вместе, последние несколько часов…

Горький смешок отчаяния вырвался изо рта.

— Северус, скажи мне, ты уверен, что они будут подглядывать?

— Я уже ни в чем не уверен. — Протянул он, и глядя на меня улыбнулся сжав ладонь немного крепче.

— Эй вы! Смотрите сколько вам влезет! — Крикнула я начиная заливаться истерическим смехом сквозь вновь и вновь проступавшие слезы, но они лились совсем недолго.

Северус молчал. Прости меня любимый. Я поднялась на локтях, все еще не отрывая взгляда от его глаз, в которых появилось что-то странное, это был огонь? Такой забавный игривый огонек, сверкнувший в самой глубине души. Плевать на всё, пускай смотрят, слушают, да все что угодно. Мои губы потянулись к его шее, а рука начала расстегивать черную жилетку, и рубашку под ней, скрывающие вожделенную плоть. Ладонь прошлась по животу от чего его тело начало откликаться и легонько вздрагивать. Аккуратные, будоражащие поцелуи спустились от шеи к яремной впадине, он позволял ласкать себя, отдаваясь в мою власть. Внезапно порыв, неизвестно откуда взявшегося ветра закрыл шторы спальни и потушил горящие канделябры, оставив лишь одну свечу, чтобы никто не дай бог не решил заглянуть к нам в комнату с вопросами. Он подхватил мое лицо за скулы и притянул к себе.

— Ты больше не плачешь? — Спросил Северус, прежде чем вновь коснуться моих губ.

— Я счастлива, надеюсь, не превращу эту комнату в глыбу льда. — Улыбнулась я и потянулась за желаемым поцелуем.

Прелюдии длились долго, мы не приступали к самому главному, ожидая, что кто-то может нарушить наш маленький кусочек рая в этой преисподние. Северус был головокружительно нежен, он словно лепил произведения искусства из моего тела, извивающегося в его руках…

Изгибы тела Анны, заставляли закипать кровь, он любовался бликами тусклой свечи, играющей на коже ее живота. Она выгибалась, словно кошка, откинув голову назад и сладко постанывая. Пластилин в его руках, Северус делал с ней всё что хотел, и в то же время подчинялся, их желания были обоюдными. Проводил языком по груди, заставляя девушку вздрагивать каждый раз. Искренние прикосновения её пальцев заставляли чувствовать нечто, зарождающееся внизу. Эта прекрасная любовь была нарисована кистью неизвестного художника, легкими взмахами, оставляющего светлые блики на юном теле. Дыхание то останавливалось, то учащалось, бросалось вдогонку за сумасшедшим пульсом, соединяющим их души неравномерной дробью. Северус поднял лицо, на котором отобразилась гримаса мучительной страсти, к верху. Мужская ладонь лежала чуть ниже живота девушки, контролировала её порывы. Затем шероховатые руки заскользили по шелковой коже Анны… Аккуратная грудь двигалась в такт его желаниям. Голова девушки металась по подушке из стороны в сторону, предаваясь бесконтрольным импульсам. Слегка приоткрытые губы дрожали, с них срывались неловкие, такие сладкие стоны. Почти кричала, все больше отдавая ему саму себя, заставляя обоих повторять все снова и снова. Он оказался на ней, притянув к себе взгляд открывшихся, затянутых туманом горящего желания глаз. Их взгляды встретились, они оба не могли поверить, что принадлежат друг другу…

Тот животный секс, что был между ними в первый раз, он презирал себя за то, что грубо надругался над ней. И хотя Северус уже извинился за ту ошибку, которая возможно стала толчком к отношениям, слова: "Прости" застряли в его горле.

Нагота не смущала, воистину им было плевать на глаза и уши. Что ж, если смотрят, пускай подавятся, извращенцы. Тело девушки содрогнулось в его руках, и она поднялась в сидячее положение, не позволив ему оторваться, и еще крепче обхватила его ногами. Это было безумство, такое прекрасное, страстное прелюбодеяние, это всё, что у них было, всё что им оставалось.

Они лежали на кровати, всматриваясь в темный потолок, хорошо, что при этом свете практически не различим зеленый цвет. Северуса всякий раз тошнило от этого "разнообразия" оттенков, когда он приходил по делам к Люциусу. Скверно жить в животе у змеи. Мужчина улыбнулся сам себе и посмотрел на Анну, её глаза были открыты, и печальная улыбка на лице так и держалась, не сходила, словно была перманентной. И почему именно сейчас нужно испытывать это странное грустное счастье?

— Северус…

— Что?

— Всё равно уже ничего не изменить, скажи мне, что ты скрывал от меня?

Он поразмыслил, в какой бы форме это преподнести, так, чтобы Анна всё поняла, но стены не приняли. Хотя какая разница, ведь смысла что-то утаивать даже от других уже не было.

— Парень должен умереть, в нем…

— Не продолжай. — Прервала она. — Я так и знала.

Северус разглядывал её странные уши, лицо, аккуратный нос и шею, он уже привык спокойно реагировать на её излишнюю догадливость и осведомленность.

Когда Гарри видел себя в теле Волан-де-Морта, идущего на убийство родителей и его самого, после произнесения слов смертельного заклятия Лорд словно увидел себя этим маленьким мальчиком, потому что кусочек его души скользнул в тело Гарри. Еще один незапланированный крестраж, вот кем был Гарри. Вот откуда эта странная связь между двумя заклятыми врагами и способность говорить со змеями. Бедный парень, его все равно ждала бы неминуемая гибель, но в отличие от меня и Северуса, он хочет жить. Прости Гарри. За то, что решила твою судьбу вот так подло, теперь тебе не избежать предначертанного. Северус видел в моих глазах еще один вопрос.

— Что еще ты хочешь знать?

— Ты пробовал когда-нибудь… Ты использовал камень?

Северус знал, что я имею ввиду воскрешающий камень и возможность увидеть Лили.

— Я хотел. — Небольшая пауза. — Но так и не решился, Дамблдор запретил затуманивать разум пустыми надеждами.

Он говорил ровно и спокойно, без боли, сожаления.

— Но Дамблдор сам…

— Да, это был глупый порыв, который добром не закончился, и пускай проклятие мы сняли, но притронуться к нему я так и не сумел.

У меня был еще один наболевший вопрос, эхом раздававшийся в голове, пытаясь найти выход наружу.

— Игорь, как он умер? — Продолжила я печальную тему.

— Его убили сразу, когда нас схватили…

По щеке вновь покатились слезы, ощущение вины за смерть самого близкого друга омрачила этот странный вечер, лишь смела надеяться, что он обрел покой, и мы скоро встретимся там, на небесах. Поздно что-то предпринимать. Молчание. Вот и все, что так долго хотела узнать у него, часы показывали девять, лишь три часа до добровольной казни, но ни одна струнка души не дрогнула. Мы так и не начали бояться, а просто лежали в объятиях, в последний раз ощущая тепло кожи, дыхание и биение сердца друг друга…

Волан-де-Морт позволил быть им вместе, странно, никогда ничего подобного с ним не случалось. Снисхождение? Ему не было жаль, жалость никогда не имела места в его природе. Он не опасался за их встречу, Анна и Снейп будут бездействовать, ему не нужна была благодарность за этот странный поступок. Что двигало монстром в тот момент, когда он послал Беллатриссу к Северусу и она привела его к ней? Зачем? На самом деле он хотел увидеть их боль и страдания, попытки отговорить сломленную девушку от добровольной казни. Но этого не случилось, в зеркале, на которое Том наложил чары надзора, не увидел ничего, кроме счастливых, странных влюбленных, он не слышал их мысленные разговоры. Эти двое просто отдавались во власть последним часам на земле. Словно следил за какой-то счастливой парой молодоженов. Волан-де-Морт видел слезы на лице Анны, но её улыбка, это неестественное умиротворение, словно обжигала его злобное существование. Он перестарался, они даже слишком были готовы к смерти, счастье? — Нет, это вовсе не то, что монстр хотел видеть. Сидя в кожаном кресле кабинета Люциуса, он уже подумывал о том, чтобы разделить их, но что-то мешало, наблюдал за ними в полном одиночестве, в какой-то отрешенности. Если бы у него было сердце, возможно оно болело… Болело от того, что он не умеет любить и никогда не испытывал этого чувства. Ощущение своей возвышенности и какой-то божественности, на которые сам себя воздвиг позволяло лишь созерцать. Злоба, кипевшая в нем постоянно, начала разрастаться до неимоверных размеров. Видеть это счастье… Почему он подумал о Беллатриссе, влюбленной в него сумасшедшей преданной ведьме? Впервые в жизни он задумался о её чувствах, женщина была единственной, кто испытывал к нему нечто иное, кроме раболепного благоговения и подчинения других его слуг. Он командовал ей, словно кукловод марионеткой, и всегда был уверен в её искренней преданности, верил Белле, больше чем другим, но никогда не любил её. Что они делают? Как смеют заниматься подобным у него на глазах! Неужели им плевать, что он наблюдает за ними?

"Эй вы! Смотрите сколько вам влезет!" — Глаза девушки были полны слез, но эта странная улыбка не сходила с лица. Лорд видел, к каким действиям были произнесены эти слова. Казалось, его глаза еще больше налились кровью, разлагая сознание яростью. Все его нечеловеческое нутро горело от негодования, он начинал следить за ними, чтобы потешить свое самолюбие, расслабиться от страданий пленников, а получил нечто, принесшее адскую головную боль, словно Анна и Северус издевались над ним. Нет, он больше не может терпеть этого, не станет смотреть. Взмах палочки и огромное зеркало разбилось вдребезги. Том с силой стукнул по столу кулаком костлявой руки. Ярость, сплетенная из какого-то странного чувства одиночества, которое он любил, сейчас принесла странное отчаяние, грусть. Не думал, что когда-нибудь будет в печали…

Они обитали в большом зале, обсуждая дальнейшие действия, молились, но Гарри был уверен, что пожиратели больше не вернутся, по крайней мере, сегодня. Макгонагал сидела, потупив взгляд на восстановленном из щепок стуле. Не пыталась призвать к чему-то сильными речами. Рон держал Гермиону в своих руках. Девушка плакала, это были слезы отчаяния, тягучей тоски в предверии апокалипсиса, уготованного всему миру. Волан-де-Морт уже и так захватил власть, но имея за плечами силу Анны… Гарри смотрел на Сириуса, точно так же как все, сидевшего за обломком стола, держа лицо в ладонях. Пустой взгляд, предназначенный чему-то нереальному, вся его поза выражала странную печаль, скорбь. Драко тоже предвидел гибель, ведь он предал семью и Лорда, белокурый парень, с которым они постоянно враждовали на протяжение шести лет, проведенных в Хогвартсе теперь, внушал неистребимое уважение, Малфой заслужил это, Гарри сильно впечатлился его поступком и самоотверженной борьбой против бывших союзников. Если бы они только знали, где находится Лорд, возможно, была бы еще призрачная возможность убить его, но оставалось всего несколько часов до наступления двадцать девятого февраля… Гарри был уверен, что его нет в стране, и Беллатрисса унесла Анну как можно дальше от прямой опасности. Что сулит ему обретение Волан-де-Мортом силы? Скорее всего чудовище все равно доберется до него и уничтожит. Он знал, что все маглорожденные погибнут от его рук, глядя на Гермиону, парень почему-то представил её смерть. И даже не смел отгонять от себя эти мысли. Анна предала их всех… Но тут его лицо исказила гримаса боли.

— Гарри, что с тобой? — Кинулись к нему Рон и Гермиона.

Шрам пронзила испепеляющая боль, с которой не было сил бороться, он проваливался в дымчатый туман, темный мрак, густое нечто. Гарри снова проникал в его мысли, снова был монстром. Но на этот раз Волан-де-Морт никого не убивал, он просто потерял взгляд в пустой комнате. Его била ярость и какая-то странная агония, что-то несвойственное ему, это была боль? Как он мог испытывать боль? Нет, не физическую… Гарри стукнул по столу костлявыми пальцами, зажатыми в кулак и тут видение испарилось.

Он лежал на полу, а вокруг него уже собралась толпа.

— Гарри, Гарри! — Тряс его Сириус изо всех сил.

Парень приходил в себя в полуразрушенном Большом Зале Хогвартса. Гермиона протянула ему наколдованный кубок с водой. Откуда-то слышались тревожные всхлипы, своим припадком парень ввел всех в еще большее уныние.

— Что ты видел? — Сосредоточенно спросил Сириус.

— Он страдает… — Гарри сам не верил своим словам.

Взгляды всех окружающих выражали непонимание.

— Что конкретно ты видел? — Вступил Ремус Люпин, крепко прижимая к себе жену.

— Ничего, он просто сидел в каком-то кабинете, я чувствовал ярость как обычно, но она была странной, печальной, безысходной.

— Как выглядел кабинет? — Спросил Сириус, надеясь хотя бы за что-то зацепиться.

Гарри задумался.

— Я видел повсюду разбросанные осколки чего-то. — Он снова погружался в мысли, силясь вспомнить хоть что-то. — Кажется, помещение было зеленым, обставленным мебелью из черного дерева, да, и картина…

— Что на ней было? — Перебил Рон нетерпеливо, за что Гермиона положила ему руку на плечо.

— Не знаю, мужчина в полный рост, кажется на фоне был изображен какой-то замок, я точно не помню..

— Это картина моего деда Скорпиуса Малфоя. — Сказал Драко неуверенно, и поймал сразу же на себе взгляды всех присутствующих. — Кабинет моего отца.

— Ты хочешь сказать, они в Малфой-меноре? — Обратился к нему Сириус.

Драко безмолвно кивнул.

— Но почему так близко, практически на виду? — Удивилась Гермиона.

— А какой смысл скрываться? Ему принадлежит Министерство магии, не думаю, что он боится кучки приверженцев света. — Ухмыльнулся Гарри.

Прошло немного времени, пока до всех доходил смысл сказанного.

— Драко, ты знаешь способ пробраться туда?