"Амос Оз. Повесть о любви и тьме" - читать интересную книгу автора

чтобы ради него я собственными руками выбросил в мусорное ведро мой
виноград, а ему подал лишь зернышки.
Такой читатель, он подобен любовнику - маньяку, набрасывающемуся на
женщину, попавшую в его руки, срывающему с нее одежду, а когда она уже
совершенно обнажена, он не унимается и сдирает с нее кожу, он нетерпеливо
отбрасывает в сторону ее плоть, разнимает скелет и перемалывает ее косточки
своими грубыми пожелтевшими зубами - только тогда он, наконец, полностью
удовлетворен: "Ну, все. Теперь я на самом деле внутри. Добрался".
А куда он добрался? К старой, истертой, банальной схеме, к набору сухих
клише, которые, как и всем остальным, ленивому читателю известны уже очень
давно, и поэтому ему удобно с ними и только с ними: ведь герои книги - это
уж точно сам писатель, или его соседи, а писатель и его соседи, как
выясняется, не Бог весть какие праведники, они в достаточной мере
омерзительны - как и мы все. После того, как все оболочки сорваны, кожа
содрана до самых костей, всегда выясняется, что "все одним миром мазаны". А
это как раз то, что такой читатель с настойчивостью и усердием ищет (и
находит) в любой книге.
Более того, неумный читатель, так же, как похожий на него запыхавшийся
интервьюер, с какой-то подозрительной враждебностью, с какой-то
пуритански-праведной злобой относятся к творчеству, к вымыслу, к
усложненности стиля, преувеличению, к изощренности любовных игр, к
"подводному" смыслу, к музыкальности и музе, к самому воображению. Ему
случается, возможно, заглянуть в сложное литературное произведение, но лишь
при условии, что ему заранее обещано либо удовлетворение от "подрыва
устоев", доставляемое убоем священных коров, либо сладко-праведное
удовлетворение, к которому пристрастились все потребители скандалов и
всевозможных журналистских "расследований" - в соответствии с меню, которое
подает желтая пресса.
Удовлетворение, которое доступно такому читателю, связано с тем, что
личность прославленного, всемирно известного Достоевского как-то туманно
связана с темной склонностью к грабежу и убийству старушек, Уильям Фолкнер,
уж точно, так или иначе замешан в кровосмешении, а Набоков занимался любовью
с несовершеннолетними девочками. Кафка наверняка был на подозрении у полиции
(дыма без огня не бывает), наш писатель А. Б. Иегошуа поджигает леса,
посаженные Национальным фондом (есть и дым, есть и огонь), уж не говоря о
том, что Софокл сделал своему отцу и что сотворил он со своей матерью, а
иначе, как бы он сумел описать все это столь живо, да не просто "живо" -
более живо, чем это бывает в жизни.
У нашей национальной поэтессы Рахели есть такие строки:

Лишь о себе рассказать я умела.
Узок мой мир, словно мир муравья.
Ноет под тяжестью бедное тело,
Груз непомерный сгибает меня.
Тропку к вершине сквозь холод тумана,
Страх побеждая, в муках торю,
Но неустанно рука великана
Все разрушает, что я создаю...[1]

Один незадачливый ученик так изложил мне однажды свое понимание этого