"Вячеслав Пьецух. Мужчины вышли покурить... (Авт.сб. "Государственное дитя")" - читать интересную книгу автора

хоронили одного незаурядного мужика. Раньше он жил в Москве и был
председателем отделения ДОСААФ. Потом его посадили, и после освобождения
он переехал на жительство в наш район. Характерна история этой его
посадки... Вдруг, елки зеленые (*6), открывается, что в одном детском
садике постоянно воруют мясо. В этот садик ходила дочка одного капитана
милиции, а то, конечно, никто бы не вздрогнул на этот счет. Целый год
бились органы в поисках вора, засады устраивали, даже метили мясо
изотопами, - все впустую! Нашли вора только после того, как в этом детском
садике произошло массовое отравление сальмонеллезом: пострадали семьдесят
ребятишек, три воспитательницы, одна работница пищеблока и - елки зеленые
- этот самый председатель отделения ДОСААФ... (*7)
- Кстати, о местах лишения свободы, - сказал Сидоров и залпом выпил
стакан свекольного самогона. - Я когда отбывал наказание под Ухтой,
отправили нас как-то на дальнюю командировку, лес валить на шпалы, и дали
сухой паек. Ну, поели мы паек, а больше ничего не дают, потому что машина
с продуктами, как потом оказалось, заехала в болото и потонула. Три дня мы
не ели и вот возвращаемся на зону голодные, как собаки...
- Погодите, мужики, - вдруг сказал Жмыхов. - Вон Сорокин идет, алкаш...
Вдоль поселковой улицы действительно брел мужичок Сорокин, миниатюрное
существо лет сорока пяти. Он был крепко пьян и тем не менее двигался
избирательно, аккуратно обходя лужи и в особенно топких местах балансируя
на манер циркового канатоходца. Уже наметились сумерки, патефон в доме
наигрывал "Брызги шампанского", на соседнем дворе громко бранились, где-то
неподалеку кричал петух (*8).
- Эй, Сорокин! - закричал Жмыхов. - Ты же в завязке, гад?! Ты же вчера
родиной клялся, что в рот не возьмешь вина?!
Сорокин не спеша подошел к калитке, оперся о нее локтями и вдруг
заплакал.
- У меня мама умерла в Омске, - сказал он сквозь всхлипывания, - ну как
тут не выпить, ты сам посуди, Иван?!
И опять же вдруг, вроде бы ни с того ни с сего, Сорокин радостно
улыбнулся и сообщил:
- Сейчас иду мимо автостанции и вижу: в кустах наша почтальонша пьяная
валяется с голым задом. По всему видать, кто-то попользовался старушкой...
- Ах ты, пень! - сделал ему нагоняй Николай Прическин. - У него мать
умерла, а он, поганец, улыбки строит!..
- Ну, положим, она не сегодня умерла.
- А когда?
- Ну, положим, полгода тому назад. Но ведь все равно беда, ты сам
посуди, Иван?! (*9)
С этими словами Сорокин протяжно вздохнул, утер рукавом глаза и пошел
дальше своей дорогой.
- Стало быть, возвращаемся мы на зону голодные, как собаки, - продолжал
Сидоров, - и поэтому не удивительно, что я с голоду сожрал шахматы наших
урок...
- В плане? - заинтересованно спросил Жмыхов.
- В плане, что у наших урок шахматы были сделаны из хлеба - я их
поэтому и сожрал. Конечно, урки мне отомстили люто: они у меня, суки
такие, золотой зуб выдернули пальцами, как щипцами! Зуб был литого золота,
я его в карты выиграл в девяносто втором году. Ну, залепил я дырочку