"Вячеслав Пьецух. Заколдованная страна" - читать интересную книгу автора

весь, мурому и мордву, известно также, что наемники из наших воевали у
персидского царя Хозроя против Византии и у византийского басилевса против
готского короля, платили дань иногда мечами, а много раньше снабжали хлебом
войска цезаря Тиберия Августа. Но то-то и было некстати, нехорошо, что
изначальная русская история развивалась, похоже, уж больно мирно: например,
держава короля Хлодвига только потому явилась четырьмя столетиями ранее
Киевского государства, что франки, тогда такие же, как и мы, в сущности,
дикари, кипели в самой гуще европейского буйабеза, что им со всех сторон
грозила окончательная погибель и национальная безопасность взывала к
политической организации, что лучшее средство защиты, как известно,
нападение, и завоевание Галлии требовало государственного начала. Так что до
обидного тихо и до обидного прочно прарусичи жили в медвежьем своем углу.
Они сеяли злаки, занимались пчелой и давали своим детям отглагольные имена.
Они разделяли весь ведомый им мир на славян, то есть владеющих человеческой
речью, словом, и на немцев, то есть не владеющих таковой. Но, с другой
стороны, славяне были издревле восприимчивы к культуре своих соседей: от
аваров они переняли кровную месть и культ гостя, покойников хоронили
по-скифски, плащи застегивали римскими фибулами, расплачивались
византийскими монетами и дирхемами, позаимствовали у иранцев слово "собака",
а у финнов - "люд"; в свою очередь, варяги приобрели через русских скифскую
стилистику погребения, а гунны научились у наших пить хлебный квас и
крепчайшее пиво, гнавшееся из меда. Что же до духовной жизни прарусичей, то
она была именно что духовной, от существительного "дух": роща, озера, реки,
поля, леса, холмы и дороги - все было для них исполнено духами, либо
враждебными, либо мирволящими к человеку, но во всяком случае помыкающими и
душой, и телом, до ребяческой беззащитности перед миром; и гроза казалась им
персональной карой, и земля была плоской и бесконечной, и дети невесть
отчего рождались, и мертвецы всего-навсего уходили в страну теней, и
непонятно было, почему ночь сменяет день, а день - ночь, почему дует ветер,
реки текут, ни с того ни с сего на глаза набегают слезы, и - господи боже
мой! - какая же это поэтическая была жизнь!...
- Нет уж нет! - воскликнула Вера, сделав неловкий кукиш, и я, точно
очнувшись, воротился в родимый век. - У них своя компания, а у нас своя
компания, и согласию между ними не бывать при данном раскладе фишек. Слава
богу, хоть разваливается на глазах этот несусветный режим, клонится к
окончательному нулю - и на том спасибо!
- А я вот, наоборот, никак не могу понять, - сказала Ольга, почему-то
пристально глядя в чашку: - чего все радуются тому, что провалился наш
революционный эксперимент? Чему тут радоваться-то, если наш загнивающий
социализм в который раз доказал миру: обыкновенный среднестатистический
человек - это грубый материалист, вообще большая скотина, потому что,
например, добросовестно трудиться он способен исключительно из шкурного
интереса.
- Какая грациозная мысль! - восхитился я.
- А я что-то не врубилась, - чистосердечно призналась Вера.
- Ну, тут имеется в виду, - продолжала Ольга, - что теоретически
социализм исходил из такой идеи: освобожденный человек будет трудиться не за
страх, а за совесть, потому что трудится он на общество, не на дядю, потому
что свободный труд, хоть ты за него вообще ничего не плати, это
единственное, чем жив порядочный человек. И я очень даже понимаю теоретиков