"Морис Жорж Палеолог. Царская Россия во время мировой войны " - читать интересную книгу автора

что я знал его твердый патриотизм и справедливость его суждений. Для большей
ясности я позволил себе прибавить:
- Пока вы будете сохранять портфель министра иностранных дел, мне
нечего бояться. Но я не мог бы забыть, что вашим коллегой и министром
финансов является г. Кайо, который, может быть, завтра, вследствие самого
ничтожного парламентского происшествия, придет вас заместить в этом самом
кабинете, где мы сейчас находимся... Всего два года, как я заведую
политическим отделом, и должен был служить уже при четырех министрах. Да,
четыре министра иностранных дел за два года... Каковы-то будут ваши
преемники?
Г. Думерг самым сердечным тоном мне ответил:
- Я вижу, что вы упрямы, но я надеюсь, что президент республики сумеет
вас лучше убедить, чем я.
Дружба, начавшаяся еще в лицее Людовика-Великого, связывала меня с г.
Пуанкаре. 2 января 1914 г. он пригласил меня в Елисейский дворец. Принял
меня друг, но говорил со мной президент Республики; он мне сказал, что совет
министров уже обсуждал мое назначение, что выбор г. Думерга утвержден; одним
словом, что я должен склониться. Его бодрый патриотизм, его высокое сознание
общественного долга, ясная и убедительная логика его слов внушили ему, сверх
того, доводы, которые наиболее могли меня тронуть. Я согласился. Но я
заметил, что я принимаю поручение и высокую честь представлять Францию в
России лишь для того, чтобы исключительно следовать там традиционной
политике союза, как единственной, которая позволяет Франции преследовать
свою мировую историческую миссию.
Я занимал в течение пяти месяцев пост посла в Петербурге, когда меня
вызвали в Париж, чтобы словесно установить подробности визита, который
президент Республики намеревался сделать императору Николаю в течение лета.
Выходя на Северном вокзале 5 июня, я узнал, что кабинет Думерга подал в
отставку и что г. Буржуа, который согласился составить новое министерство,
отказался от этого, признав, что он был бы тотчас же низвергнут палатой,
если бы не включил в свою программу отмены военного закона, называемого
"законом трех лет"; наконец, газеты объявляли, что Вивиани взял на себя
обязанность, от которой отказался Буржуа, и что он надеется найти
примирительную формулу, которая бы обеспечила ему содействие крайней левой.
Мое решение было немедленно принято. Приехав к себе, я просил у Бриана
несколько минут разговора. Он принял меня на следующее утро. Я тотчас же ему
заявил, что решил отказаться от должности посла, если образующийся кабинет
не сохранит закона о трехлетней службе, и я просил его сообщить о моем
решении Вивиани, которого лично я еще не знал. Он согласился со мной.
- Кризис, который сейчас наступил, - сказал он мне, - один из самых
тяжелых, через которые мы проходили. Революционные социалисты и объединенные
радикалы ведут себя, как сумасшедшие, они способны погубить Францию.
Признаюсь, однако, что ваш пессимизм меня немного удивляет. Вы действительно
так убеждены, что мы накануне войны?
- У меня есть внутреннее убеждение, что мы идем навстречу грозе. В
какой точке горизонта и в какой день она разрешится? Я не сумел бы этого
сказать. Но отныне война неизбежна, и в скором времени. Я сделал, по крайней
мере, все от меня зависящее, чтобы открыть глаза французскому правительству.
- Вы очень встревожили меня. Прощайте. Я спешу к Вивиани.
- Еще одно слово, - сказал я ему, - условимся, что мой разговор с вами