"Сергей Палий. Желтоватый снег" - читать интересную книгу автора Это мутно-червонное крошево под ногами хрустело и разлеталось. Высотные
дома, магазины, пустые проезжие части - все было покрыто им. Красиво и жутко. Желтая Москва. А вот, рядом с мертвыми лебедями, расщелина в скале. Это вход в грот. Забегаешь, чтобы спрятаться и переждать зиму, а там уже народу видимо-невидимо! Снуют туда-сюда. И вдруг кто-то тебя толкает, и ты, оступившись, начинаешь скатываться вниз по широкому тоннелю. Откуда ни возьмись под ногами оказываются ступеньки - пытаешься удержать равновесие на них и тоже не можешь. Они двигаются. Падаешь лицом вниз, и жесткие подошвы наступают на твою спину; особенно больно бывает, когда пройдет женщина, и каблучок-иголочка проколет кожу и мышцы. Больно! Встрепенешься, попробуешь встать и ужаснешься дрожанию земли. Там, в глубине, здоровенные сороконожки бегают по извилистым проходам, приостанавливаясь возле скоплений людей, которые десятками взбираются на подземных монстров верхом и путешествуют, читая по пути газеты. Интересно смотреть, как эти люди в гротах и пещерах проходят один сквозь другого, даже не замечая суеты... И вдруг подземелье начинает заполняться желто-зеленой вонючей жижей. Сороконожки встают на дыбы, давя паникующих людей и разлетаясь на отдельные звенья! Все бегут, карабкаются вверх, чтобы не захлебнуться... Какая-то старуха столкнулась со мной и, отшатнувшись, долго вглядывалась в мое лицо. - О, нехристь! - вдруг закричала она, пятясь назад. - Нет в тебе Бога, нет! Это ты все устроил, ты! Верно, и небеса купил, чтоб конец света раньше времени затеять! Нехристь! Дьявол... Старуха, крестясь и проклиная меня, заковыляла прочь в янтарную мгу. находишься в стороне от толпы: ниже нее, выше, впереди или отстаешь, - когда люди о тебе ничего не знают, то почему-то обязательно приписывают плохие качества. Всегда пририсовывают остроконечный хвост и копыта. Только они судят, глядя из своих маленьких коробочек, жалуясь на судьбу, которая неблагосклонна к ним, они клеймят, не имея и тени сомнения в своем ограниченном умишке. С их низкой точки зрения, пожалуй, и нельзя представлять мир иначе. Но они судят и рубят, не удосуживаясь приподняться хотя бы на цыпочки, чтобы взглянуть чуть дальше соседского затылка. Я поймал на лету затейливую золотую снежинку и, держа ее на раскрытой ладони, любовался искусством неизвестного мастера, наделившего свое произведение филигранной неповторимостью. Долго любовался - она же все равно никогда не растает... Как они все зашевелились, как задвигались в то утро! Когда стал падать этот необычный снег, как резво бросились они его собирать! Кто-то с ведрами выбежал, кто-то с сумками-чемоданами всякими, некоторые с дипломатами. Они набивали все емкости, что только могли отыскать вокруг себя: от трехлитровых банок до чугунных ванн, - они таскали снег пригоршнями в квартиры, пробовали его на зуб, ограждали веревочками свои территории, они дрались за спорные кусочки, старались своровать как можно больше у соседа, сгрести поближе к себе, отхватить побольше, побольше... А что уж тут говорить о водителях бульдозеров! Этим бравым засаленным ребятам в тот день завидовали лучшие люди страны. Бульдозеристы, энергично ворочая рычагами, нагребали к своим подъездам такие исполинские кучи снега, что работай они так усердно каждую зиму, |
|
|