"Вячеслав Пальман. Красное и зеленое " - читать интересную книгу автора

Три письма. Срочная эвакуация. Трагедия в степи. Ильин сжигает важные
материалы

Аркадий Павлович Ильин писал домой, в уральский город Златоуст:
"Война - войной, но мы не можем бросить свою работу. Мой шеф сказал,
что институт ни при каких обстоятельствах не прекратит деятельности. Даже
если фронт подойдет к самой ограде нашего парка. Когда он узнал о моем
заявлении, что я хочу пойти на фронт, то разразился страшной руганью,
грозясь превратить меня в пепел. Но потом остыл, стал ворчливо,
по-стариковски упрекать: "А я - то надеялся на вас, Ильин..." И горько
вздохнул. Я не знал, куда деваться от сознания вины, покраснел и, как
провинившийся мальчишка, сказал ему: "Больше не буду. Извините". Сейчас мы
вместе о ним работаем не то что прилежно или старательно, а прямо-таки
зверски, с тем отчаянным накалом, который появляется, когда видишь конец
огромного и трудного задания. И мы его выполним!
Не беспокойтесь обо мне, родные. Что бы ни случилось, я не оставлю
своего дела и своих друзей. Вы еще о нас услышите!.."
Ион Петрович Терещенко, сослуживец и друг Ильина, тоже сумел как-то
выкроить из своего страшно загруженного времени несколько минут и на ходу, в
коридоре института, уселся писать письмо, отрываясь от листка только затем,
чтобы прислушаться к смутному и грозному гулу от близкого теперь фронта.
"Милая и дорогая мама, - писал он, и карандаш выводил на бумаге не
очень красивые и не очень ровные строчки. - Мы не бросаем работы, не
покидаем своего поста, и, хотя все чувствуем огромную тревогу и нервозность,
связанные с неминуемыми переменами, никто не поддается страху и панике.
Спешу сообщить, что на фронт меня не взяли. Наш директор оформил на всех
сотрудников бронь. Я спросил его, будем ли мы эвакуироваться, но он мне не
ответил, и я понял, что он и сам не знает. Гнетущая неизвестность. Вокруг
нас идут и идут на восток беженцы. Я все же надеюсь, что мы вовремя уедем на
новое место. Не волнуйся, дорогая мама, я пока что в безопасности. Может
быть, окажусь ближе к тебе. Скорее бы кончалась неопределенность, чтобы
можно было засесть за любимое дело и целиком отдаться ему.
Целую тебя. Еще раз прошу, не волнуйся".
И еще одно письмо ушло в этот день из института - тонкий конверт с
громадной сургучной печатью. Его повезли в областной город, в дом,
охраняемый часовыми. Там его вскрыли, сломав печать, зашифровали, и тотчас
же радист отстукал на аппарате ряд совершенно бесстрастных цифр. Они
бесконечными точками и тире пронеслись в эфире, были приняты внимательным
человеком в столице и затем легли на стол ответственного работника в виде
нескольких скупых строк.
Вот эти строчки:
"Институт оказался в опасной близости к линии фронта. Беспокоюсь за
участь важных материалов, особенно по шифру ВА-115/Р67. Ожидаю указаний.
Академик Максатов".
И мгновенно на юг полетел приказ: "Эвакуироваться за Волгу".
Получив приказ, Максатов дал указание: срочно эвакуироваться.
...Фашистские армии двигались через русские степи широким полукольцом
от Курска до низовьев Дона.
Фон Паулюс торопился прорваться к Волге. Он считал, что там его ожидает