"Александр Сергеевич Панарин. В каком мире нам предстоит жить? " - читать интересную книгу автора

спецификой российского пространства (географической, исторической,
социокультурной);
- уровня внутренней геополитической динамики, связанной с
неравномерностью экономического и демографического развития регионов, с
образованием новых государств, с новыми формами самосознания народов;
- уровня мировой (глобальной) динамики, связанной, с одной стороны, с
неравномерностью мирового развития, с другой - с глобальными проблемами,
диктующими смену общей парадигмы планетарного развития.

"Конфликт цивилизаций" или "принцип договора"?

Базовыми принципами геополитики являются не столько вариативные
факторы, меняющиеся вместе с прогрессом, сколько некоторые "инварианты",
связанные со статусом государства в географическом измерении. Независимость
коллективных субъектов (народов и государств) от географического
пространства может возрастать в перспективе прогресса, но она никогда не
становится полной: география - это такой тип наследственности, который можно
облагородить, но нельзя полностью изменить.
Время геополитического освоения пространства представляет существенно
иной тип, нежели время его экономического, технологического, информационного
освоения. Время геополитики является межформационным. Не случайно аналитики
отмечают поразительную преемственность геополитических устремлений
дореволюционной России и СССР, несмотря на разительные отличия их по
остальным параметрам - политическим, экономическим, культурным.
С. Джоунс предложил следующую классификацию политико-государственных
границ: природные, этнические, договорные, геометрические, силовые. Если
говорить о природных границах, то российские историки не раз подчеркивали
равнинный характер отечественного пространства. Огромность евразийской
равнины в значительной мере предопределила огромность российского
государства и известную однотипность административно-управленческих решений.
Спрятаться и изолироваться в евразийском пространстве негде; оно ставит
народы, его населяющие, перед дилеммой: либо тесный союз и общность
исторической судьбы, либо нескончаемая вражда. С этим в значительной степени
связана условность этнических границ.
Стабильность, основанная на модели этнического сепаратизма, в нашем
пространстве маловероятна. Поэтому давно уже, со времен первых московских
царей (XV-XVI вв.), формируется модель жизнеустройства, основанная на
суперэтнических универсалиях. Причем настоящей стабилизации российская
цивилизация достигла тогда, когда был найден modus vivendi для православных
и мусульманских народов. Народы-язычники чаще всего просто принимали
православие и ассимилировались. Здесь больше действовал принцип монолога и
социокультурного доминирования со стороны русских, чем диалога и
партнерства, хотя монологичность почти никогда не приобретала характер
жесткого подчинения и колониальной эксплуатации. С язычниками русские
достигали согласия на чисто бытовом уровне, совместно осваивая суровые
пространства и обмениваясь хозяйственным опытом.
Настоящим испытанием объединительных возможностей российской
цивилизации стало столкновение с мусульманским миром. По сути дела, в России
был поставлен эксперимент всемирно-исторического значения: он касался
возможностей устойчивого синтеза народов, принадлежащих к разным