"Александр Сергеевич Панарин. Стратегическая нестабильность ХХI века" - читать интересную книгу автора

% стоимости современной фирмы составляет ее добротная репутация,
гарантирующая ей наилучшие условия выживания и экспансии в окружающей
социальной среде. И разве Америка не ощущает свою миссию в мире в качестве
фирмы, способной наводнить целый мир не только своими товарами, но и своими
идеалами, ценностями, стандартами жизни и нормами?
А если это так, то чем же объяснить этот двойной риск, которому
подвергла себя Америка, навязав миру новую войну: и риск физический,
затрагивающий ее жизнь и благополучие, и риск моральный, связанный с утратой
репутации - этого важнейшего условия выживания в нашем тесном и ревнивом
мире?
Ближе всего лежат объяснения по аналогии. Гитлер в 1938-м, в результате
Мюнхенских соглашений, тоже получил абсолютно все, что требовал. Без единого
выстрела он освободил страну от стеснительных условий Версаля, расширил ее
территорию путем присоединения Австрии и Чехословакии, излечил национальное
самолюбие немцев от комплекса страны-неудачника, получил карт-бланш для
"геополитических инициатив" на Востоке. Казалось бы, ну чего еще надо! Тем
не менее он ввергает свою только что восстановленную и достигшую
благополучия страну в пучину мировой войны, при этом без всякого повода со
стороны окружающих стран.
Наиболее простое, психологическое объяснение этому - головокружение
победителя, которому кажется, что отныне ему все подвластно и все позволено.
Более сложное, идеологическое объяснение состоит в том, что идеология
по-своему обязывает. Без нацизма как воодушевляющей идеологии гитлеровский
режим никогда бы не достиг столь впечатляющих успехов в столь короткий срок.
Но идеология берет в плен не только тех, кто является объектом ее
манипулятивного воздействия, но и тех, кто пользуется ею в качестве субъекта
действия. Воодушевляющая сила идеологий неразрывно связана с их манихейской,
бинарной структурой: они делят мир на два полюса - добра и зла, что
обязывает сторону, воплощающую добро, к бескомпромиссному натиску и
непрерывному наступлению. Здесь остановиться - значит отлучить самого себя
от собственной идеологии, утратить силу ее ауры, превратиться из "знающего"
(жреца) в профана, из посвященного в отлученного.
Ментальная конструкция любой идеологии такова, что делит человечество
на две неравноценные половины, одна из которых олицетворяет "ветхого
человека", другая - "нового человека", сближаемого со сверхчеловеком. Связав
свою судьбу с идеологией, вы становитесь на эскалатор, который несется все
стремительней - к состоянию, в котором, как ожидается, зло будет искоренено,
исчезнет с лица земли, из человеческой истории окончательно.
Дело, следовательно, не только в том, что победителю психологически
трудно остановиться. Дело прежде всего в том, что условием всяких побед
вообще в эпоху, последовавшей за американской и французской революциями на
Западе, является идеологическая одержимость. Не одержимые не побеждают,
одержимые же не могут остановиться, спрыгнуть с эскалатора идеологии.
Мировые авантюры затевают идеологически одержимые, наделенные идеологиями
миссий и статусом суперменов. От суперменов же нельзя ждать рационально
выверенного поведения, связанного с обычной "человеческой бухгалтерией",
оперирующей реальными фактами и цифрами. Почему Гитлер решился воевать сразу
на два фронта, то есть практически со всем миром сразу? Потому что за ним
стоял не обреченный народ, а народ суперменов, из которых один стоит сотни и
тысячи врагов. Не решившись на "окончательный штурм" прожившего мира, этот