"Леонид Панасенко. Мостик через ночь (Авт.сб. "Мастерская для Сикейроса")" - читать интересную книгу автора

Леонид Панасенко.

Мостик через ночь

-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Мастерская для Сикейроса"
OCR spellcheck by HarryFan, 26 September 2000
-----------------------------------------------------------------------


То была хорошо знакомая Антуану картина. Солнце стояло в зените и жгло
землю зноем. Возмущенные сосны щедро стряхивали хвою, и она хрустела под
ногами, словно пересохшее белье в крепких руках...
Кроме людей, в тени прятались самолеты. Их крылья вспоминали небо и
временами вздрагивали то ли от незримых воздушных потоков, то ли от тайных
желаний...
Воплощением полного покоя простиралось на востоке Средиземное море.
День за днем оно смиренно дремало за широкими спинами скал...
Знакомая картина. Успевшая надоесть.
Антуану сказали примерно так: "Вы уже вдоволь налетались. Вы не имеете
права так рисковать жизнью..."
Экзюпери ответил:
- Это невозможно. Теперь я пойду до конца. Я думаю, уже недолго.
Что он имел в виду? Не знаю. Спустя несколько дней Антуан добавил:
- Я нуждаюсь в этом. Я испытываю в этом одновременно физическую и
душевную необходимость...
Что стояло за словом? Возможно, неудовлетворенность миром, в котором он
столько страдал.
- Как твой малыш? - спросил Антуан и, неудачно наклонившись, поморщился
от боли. Напоминала о себе давняя хворь.
Гавуалль смущенно улыбнулся и промолчал. Помог товарищу втиснуться в
кабину, попросил:
- Будь осторожен, Экс. Кругом "фокке-вульфы"...
Тот махнул рукой. Ответные слова утонули в рокоте мотора.
Небо укачивало самолет, словно капризного ребенка. Руки привычно
повторяли несложные движения пилотирования, а мысль умчалась далеко...
Острая, как лучи беспощадного солнца: "Я слишком много требовал от этого
мира. Я бил тревогу тогда, когда люди спали после сытного ужина, закрыв
уши подушкой. Только бы не слышать, о чем говорят ветер, песок и звезды. Я
сказал им в своих книгах много искренних слов, но кто гарантирует, что они
не поставят их возле кроватей, будто красиво разрисованную ширму?"
Вспомнился позавчерашний вечер: стол, абажур, перо...
"Стоит ли писать о таком?" - подумал Антуан и обхватил голову ладонями.
Это не принесло успокоения. Просто между его умом и этим безумным миром
стали теперь ладони - между этим опасным миром, который уже не раз ранил
его душу... Он вновь наклонился над горьким письмом:
"Любимая... В то время как я разгуливаю в небе Франции, - легли на
бумагу слова, - я продолжаю оставаться зачумленным, и мои книги запрещены
в Северной Африке".