"Федор Панферов. Бруски (Книга 3) " - читать интересную книгу авторарвался из ее рук, будто шаловливый мальчонка. Анчурка бросала его в
кустарник и крупным шагом убегала к коммунарам. - Ты только полезь, полезь еще. Я те полезу! - грозила она. А Епиха снова принимался выть, елозить по полянам, хватая баб за ляжки, - незаметный в буйной, потной и радостной в своем буйстве толпе. С другого конца - со стороны невесты - подступала вторая партия. Оттуда молодой тракторист вел под руку младшую дочь Панова Давыдки, тихо вздрагивающую, трепетную. Перед ними прыгали, пели, извивались гости, дружки - коммунары, коммунарки, - а позади всех плелся в обнимку с Богдановым чистенький, беленький, как перо лебедя, дедушка Катай. Покачиваясь, он грозил кому-то вялой ладошкой и жаловался на свою судьбу. Впереди же всех, увешанный разноцветными тряпками, подсолнухами, топтался Николай Пырякин. Его крепко держал за руку Панов Давыдка и кричал на ухо: - Вот и свадьба, Миколай. Ты знаешь... дочь отдаю. Ого! Старшая, Фенюшка: "Учиться, слышь, пойду"; а эта младшая, семнадцать лет ей стукнуло, пришла и просит: "Отдай за Володьку". Я что ж? Я ничего не имею. - Придут нонче! Жди. - А вот и пришла. Вон хоть бабу спроси! - Брось болтать. - Николай рванулся и снова кинулся в пляс, припевая: Как мо-онах всю жисть молился-а, Ды-ы и на старость согрешил: Он к монашке ды-ы подвалился-а... - Стоп! Стоп! - вдруг оборвал он. - Главного у нас нет. Главного! что предпринять. Тогда Николай Пырякин и дедушка Катай отделились от толпы и, уверяя, что достанут главного живым или мертвым, направились в Широкий Буерак. В Широком Буераке пили уже третий день. Пили все - мужики, бабы, девки, ребята. Пили всюду - в избах, под сараями, на гумнах, в ригах, на берегу реки Алая, в предбанниках, в оврагах по Крапивному долу, в улицах - у дворов. И село горланило перепутанными песнями, тоской по молодости, по несбыточной мечте, плачем, руганью. Казалось, все справляли какую-то единую торжественную свадьбу, грудясь там, где можно пить, ничего не отдав. Больше всех в этом гульбище пил, ел и буянил печник Егор Кунаев. Его отовсюду гнали - из изб, из коммуны, из предбанников, а он неожиданно появлялся, хватал со стола водку, пил на ходу, обтирая лицо рукавом, пускался в пляс, кувыркаясь, путая всех. Его били, с остервенелой злобой, с омерзением, выбрасывали с гулянки, а он снова лез напролом, выкрикивая: - Сторонись ширь-топырь: Егорка Куваев идет! Как все это случилось - никто толком сказать не мог. Знали одно: накануне Кирилл Ждаркин, скача на рысаке, растеряв задние колеса тарантаса, залетел на Бурдяшку к вдове-шинкарке. Сюда, воспользовавшись случаем, сбежались его прежние друзья, выпили ради встречи, а к вечеру сгрудились у нардома. Кирилл Ждаркин взобрался на бугор и - крупный, взлохмаченный, широко расставя ноги, обдуваемый ветром, - долго молча осматривал людей, порываясь что-то сказать. - Речугу, речугу хочет, - предупредил всех Захар Катаев, старательно оправляя на Кирилле рубашку. Кирилл еще некоторое время осматривал людей, порядки изб, Захара, точно |
|
|