"Федор Панферов. Бруски (Книга 3) " - читать интересную книгу автора

Слова Маркела Быкова легли на взмятую мужицкую почву, всколыхнули
жителей, и только тут Шилов догадался послать людей на разведку.
- Да это же наши лошади, товарищи. Какие там дикие! Сами вы дикие, -
мягко смеялся Петр Кульков, заделавшись председателем полдомасовекого
колхоза "Красная поляна". - До организации колхоза у нас было четыреста
восемьдесят шесть лошадей... Подсчитали, решили лишних свести на базар, а
сотенку пустить на волю, пускай отгуляются... А вы скажите - дива какая: то
пятьсот не убирались, а теперь сотня лишних оказалось, да сотни две продали.
Умницы у нас в центре сидят: предсказали, какая выгода от колхоза, ежели
просто сложить все крестьянское добро в кучу.
- Да ведь посевы жрут. Ты их загони, а то ноги переломаем, - начал со
всех концов получать предупреждения Кульков.
- Вот еще наказание! Ладно. Загоним.
Так по полям, болотам скакали верховые за дикими конями. Раз удалось их
загнать. Лошади стали задами в ряд, навалились на изгородь, изгородь с
треском полетела во все стороны, а лошади снова кинулись на болота, наводя
панику на окрестных жителей.
И все это сделал Кульков...
...У Петра Кулькова, между прочим, две жены. Одна - Настасья, толстая,
неповоротливая; вторая - Пелагея, тонкая, шустрая, как оса. Первую он
приобрел, будучи еще лесничим, на второй женился совсем недавно, после
неожиданной кончины Кузьмы Наждакова. Кузьма замерз в зимний буран,
возвращаясь с Петром Кульковым из Широкого Буерака, где они в течение недели
гуляли, разъезжая по кумовьям. Он замерз, оставя Пелагее крепкое хозяйство,
чистокровного быка Буяна и полсотни овец шлёнской породы. Пелагея у Кулькова
объявилась в те дни, когда он выступил ярым защитником колхозов и приобрел
от некоторых работников района славу "активиста, истинного советского
работника".
- Как же это ты? - спрашивал, удивляясь, Шилов. - Две жены имеешь? И не
царапаются?
- Нет. Я над ними долго подготовку вел исподтишка. Говорю: почему петух
много кур имеет и куры не ругаются? Ведь не сотворил же господь наш бог так,
чтоб на каждого петуха курица? Грех, так и овце грех и курице грех - тварь
она господняя.
- Хи-хи-хи! - закатывается Шилов. - А ты... А ты, ангелочек, говорят, с
родной дочерью живешь? Правда - нет ли?
- Это, конечно, ябеда. Но мысль я такую развивал. Вот, допустим, у вас
есть свой сад. Кто первое яблочко с яблони кушает? Посторонний человек или
хозяин? Я так думаю: хозяин. А дочь? Ты ее кормил, поил, ухаживал за ней
почище, чем за яблоней. А яблочко созрело - посторонний человек его кушает.
Нет, по всем законам природы тебе первое яблочко.
- Ха-ха-ха! - заливался Шилов. - Ну... и пошляк же ты!.. Образцовый
пошляк! - И, вытирая слезы, хлопал Кулькова по плечу. - Ну, валяй, валяй! В
колхозе образумишься.
Кульков смущенно терся у стола.
- Да уж чего говорить - темнота.
И те, кто хихикал над Кульковым, даже не заметили, как он начал
спаивать своих односельчан, кидая на затравку пачками червонцы, крича в
полдомасовекой пивной:
- Червяки эти нас заели. Есть один умнейший человек, большой башкан -