"Алексей Иванович Пантелеев. Лопатка " - читать интересную книгу автора

только неинтересно, но совершенно нестерпимо. Глаза мои искали, чем бы
заняться.
Прислоненная к стене, у ворот стояла длинная каменная тумба. Она была
раза в полтора-два длиннее тех тумб, какие и до сих пор то тут, то там
красуются у ворот городских домов. Отец мне как-то объяснил, что в старину к
этим тумбам привязывали лошадей. Тумба, которая стояла в нашей подворотне,
была зачем-то вырыта. Верхняя, короткая часть ее была серой, а нижняя -
рыжая, вся в земле и в песке.
Не успел я заметить тумбу, как фантазия моя лихорадочно заработала.
Тумба была уже не тумба, из нее валил дым.
- Играть будешь? - сказал я Васе.
- А как? - опасливо спросил он.
- В пароход... в буксир. Я буду капитан, ты - матрос. А тумба будет
труба.
- Ну и что?
- Ну и ничего. Когда я скомандую, ты ее нагибай.
Игра наша продолжалась очень недолго.
- Поехали. Отчаливай, - скомандовал я. И басом загудел:
- Ду-у-у-у-у!
Пароход закачался. Дым из трубы повалил еще гуще.
- Пыхти! - сказал я Васе.
- Пых-пых, пых-пых, пых-пых, - запыхтел Вася.
- Чу-чу, чу-чу, чу-чу, - подхватил я. - Матрос! Внимание! Впереди
пешеходный мостик. Нагибай трубу!
Вася двумя руками обхватил каменную тумбу, навалился на нее, и я с
радостью увидел, что тумба и в самом деле пришла в движение, наклоняется.
Счастье, что я успел отшатнуться, отвести в сторону голову. Правда,
голову немного все-таки задело, тумба маковкой своей проехалась по щеке,
несильно оцарапав ее, но вся ее огромная, многопудовая туша рухнула, зацепив
мою левую ногу. Я услышал, как дико заорал Вася, почувствовал боль, хотел
закричать тоже, но закричал или не успел - не знаю, потому что потерял
сознание.
Очнулся я в спальне, на маминой постели. Щека у меня горит, ее
невыносимо щиплет, к ноге моей прикладывают что-то холодное, мокрое.
Чувствую рядом маму, опять слышу запах ее духов, ее пудры, потом к этому
нежному запаху примешивается мужественный запах табака.
- Ну что там, как? - слышу я голос отца. - Перелома нет?
- Слава богу, кажется, перелома нет. Но ты посмотри - какой огромный
синячище!
- Н-да. Ничего себе фонарик!
Отец посмеивается, хмыкает, но в голосе его я слышу тревогу и любовь.
Его крепкая рука ложится на мой лоб. Приоткрыв чуть-чуть глаза, я вижу
другую его руку. В этой отставленной далеко в сторону смуглой руке синевато
дымится в маленьком янтарном мундштуке длинная желтоватая папироса.
- Жара будто бы нет, - говорит папа.
- Слава Создателю! Кажется, нет, - говорит мама.
Мне делается вдруг очень хорошо оттого, что они так славно, мирно, даже
ласково друг с другом разговаривают. Еще раз приоткрыв глаза, я вижу
маленький огненно-красный камушек на папином мундштуке: рубинчик, или
гранатик, или просто красное стеклышко. Этот алый огонек продолжает гореть и