"Алексей Иванович Пантелеев. В осажденном городе " - читать интересную книгу автора

неправдоподобно яркими кострами. Такие же костры вспыхивают и на соседних
улицах, и во дворах, и на крышах... По небу ходят лучи прожекторов,
навстречу им летят ослепительные ракеты, - во всем этом есть что-то
театральное, феерическое. Даже люди, которые деловито работают, расправляясь
с фашистскими бомбами на улицах и на крышах, выглядят необыкновенно, даже
одежда их кажется необычной. На снегу и на стенах домов неторопливо, не в
лад тому, что происходит, разгуливают несуразные тени - необыкновенно
густые, иссиня-черные и опять-таки неправдоподобно огромные, почему,
вероятно, сами люди кажутся маленькими, почти гномами.
Летят все новые и новые бомбы, воют, свистят, шипят, как черти на
сковородке. Люди кидаются к ним, подхватывают, пинают валенками,
затаптывают, забрасывают песком... А за углом с опозданием воет сирена.
Где-то в соседнем квартале раздается громоподобный удар, трещат камень и
дерево, звенят стекла - разорвалась, по-видимому, фугасная... Люди
разбегаются, падают лицом в снег, но через минуту опять сбегаются и опять
копошатся вокруг этих фантастических костров.
Страшно ли это? Пожалуй, если подумать, так даже весело. Оставляя в
стороне вопросы, так сказать, морального характера - вопросы долга, чести,
патриотизма и т.д., - в этом есть что-то от спортивного азарта, опьяняющее
раздолье силы и мужества, когда начинаешь вдруг впервые понимать, что,
собственно говоря, значат слова: "Есть упоение в бою".
Скажут: "Ну да, ври, хвастайся - не страшно?!"
Отвечу: "Ну, что ж, может быть, немножко и страшно, но ведь в таком
случае и в футбол играть тоже страшно. Ведь и там могут по ошибке разбить
нос, сломать ногу или ключицу, а то и шею свернуть".
С гордостью записываю: мною собственноручно уничтожено четыре
неприятельских бомбы. Правда, три из них мне помогали тушить какие-то
девочки. Но с четвертой я разделался сам. И стабилизатор от нее я принес
домой. Маленький алюминиевый хвостик этой воздушной хищницы лежит у меня на
письменном столе.
А мальчишки-ремесленники - те поступают иначе: носят эти обгоревшие
стабилизаторы на поясе - "у кого больше", как охотники носят убитых уток, а
куперовские индейцы носили некогда скальпы своих бледнолицых братьев.

1941, ноябрь


ИВАНОВ АНДРЕЙ

Ящик ночного столика в госпитале. С трех сторон его сделаны карандашом
надписи. Читаю:

"Товарищ незнакомый. Я лежал здесь в постели. У меня фашистская мина
оторвала левую ногу. Но сейчас пошло на улучшение. Врач очень хороший. К
сему -
Иванов Андрей,
защищал город Ленина".

С другой стороны: