"Цветок Прерий" - читать интересную книгу автора (Кармайкл Эмили)

ГЛАВА XIII

Держа на руках Маккензи, Кэл соскользнул на землю и понес ее к рощице. Маккензи было так приятно ощущать себя в его руках, прижиматься к груди, пахнущей мужчиной, чувствовать игру могучих мускулов его тела. Его сердце так же громко стучало от нарастающего возбуждения, как и ее собственное. Она почувствовала, что сейчас произойдет то, что неизбежно должно было случиться.

Вдруг Маккензи поняла, что ждала этого момента не только с тех пор, как Кэл вернулся, а все эти годы, пока он отсутствовал. Что-то внутри нее предвидело это, одновременно желая и опасаясь этой минуты. Теперь все сомнения и колебания были позади, оставалось только наслаждение.

Мягкая трава возле ручья была лучше всякой постели. Заросли можжевельника будут охранять их покой. Вода в ручье весело журчала, птицы приветствовали утро звонкими голосами, с пастбища доносилось пронзительное ржание резвящихся жеребят, но Маккензи ничего не слышала – Кэл заполнил все ее мысли и чувства.

Он уложил ее в траву и набросился, как изголодавшийся человек на уставленный яствами стол, жадно и страстно целуя. Маккензи отвечала ему тем же. Ее губы с радостью разомкнулись, и язык, играя, боролся с его языком. Когда они остановились, чтобы перевести дух, Кэл запустил руки в ее волосы и распустил узел, в который она торопливо заколола их перед выходом из дома.

– Тебе больше идут распущенные волосы, – Кэл разложил ее яркие волосы на траве, словно веер. – Они прекрасны. И сама ты прекрасна.

Маккензи замерла в ожидании – Кэл расстегивал пуговицы ее рубашки. Она так волновалась, когда встала с постели сегодня утром, что ничего не надела под нее, но, кажется, это было кстати. Кэл раздвинул полы рубашки и с минуту только смотрел на ее грудь с розовыми сосками. Маккензи почувствовала, как они стали наливаться и твердеть под его горящим взором. Когда Кэл, наконец, дотронулся до них, накрыл мозолистыми руками, опустил голову и, поймав один сосок ртом, стал ласкать его языком, Маккензи подумала, что сейчас умрет от наслаждения. Его язык играл, ласкал и щекотал до тех пор, пока она не вцепилась в его волосы, как безумная.

– Пожалуйста! О, пожалуйста!

Кэл оторвался от ее груди и посмотрел в глаза.

– Терпение, Мак. Я хочу показать, как сильно я люблю тебя.

Его дыхание овевало ее обнаженную кожу теплым ветерком. Рука Кэла скользнула вниз и задержалась на бедрах. Маккензи изогнулась дугой, когда его пальцы стали двигаться по ткани брюк, – оттого, что их тела были разделены материей, желание только усиливалось, у Маккензи уже не было сил терпеть эту сладкую муку. В предвкушении дальнейшего оба прерывисто дышали. Кэл неторопливо спустил ее брюки и трусики до колен, развел бедра и осторожно ввел палец в лоно.

– О, да, – выдохнула она, извиваясь, когда сначала один палец, а затем и второй оказались внутри нее.

Сгорая от нетерпения, Маккензи протянула руки и расстегнула пуговицы его брюк. Кэл предстал перед ней во всей мужской красе и взревел от удовольствия, когда ее нежные пальцы коснулись возбужденной плоти. Не мешкая, он стащил с нее ботинки и брюки, чтобы оказаться, наконец, у цели.

Кэл закрыл глаза, взял Маккензи за бедра, напрягся, она изогнулась, стремясь к нему, и он вошел внутрь ее тела.

Маккензи подавила вздох, испытав боль и наслаждение одновременно. За годы безбрачия внутри нее стало узко и тесно.

Тяжело дышащий Кэл остановился, тревожно вглядываясь в ее лицо.

– Я причинил тебе боль? Прости, я буду осторожнее.

– Нет!

Маккензи закрыла глаза. Резкая боль при вторжении была вызвана и ее собственным нетерпением, но она становилась слабее по мере того, как росло желание.

– Пожалуйста! – прошептала Маккензи. – Ты мне нужен!

Она стала двигаться под ним, побуждая продолжать.

– Черт возьми, Мак. Я так разгорячился, что потерял контроль над собой.

Кэл крепко поцеловал ее и, подчиняясь ее желанию, набросился на Маккензи, как дикий зверь. Из горла женщины вырвался стон, она просила его двигаться быстрее, входить глубже. Кэл вошел в ее тело и душу, он был огромный и твердый, как скала; Маккензи же была страстной, нежной и маленькой, но он глубоко погружался в нее, а когда выныривал, она вновь тянулась к нему.

– Обхвати меня ногами, – велел он.

Она подчинилась и пришла в восторг. Кэл снова пошел в атаку, Маккензи впилась в него ногами и руками и услышала, как он задохнулся от удовольствия, поэтому она сделала это снова. Реакция Маккензи изменила намерение Кэла действовать осторожно. Он набрасывался на нее опять и опять, раздвигая ее бедра все шире, чтобы можно было войти еще глубже. Он держал ее за ягодицы и поднимал навстречу своему телу, стараясь достать до самого дна.

Маккензи ощущала каждую складочку входившей в нее плоти. Кэл обладал ею, завоевывал, пронзал ее тело, и Маккензи упивалась этими ощущениями. Ей нравилось его сильное тело, откровенно жадное выражение лица, яркое голубое пламя в глазах. С каждым движением она прижималась к нему все теснее. Кэл улыбался, чувствуя каждое ее желание, как свое собственное.

– Уже скоро, – хрипло прошептал он, – уже скоро…

Его рука пробралась между их телами и нашла нужную точку, затем начала осторожно массировать эту чувствительную крошечную шишечку, а ритм движений Кэла резко участился. Маккензи показалось, что она плывет, потом парит в воздухе, потом горит в огне, у нее не было сил дышать, в глазах стало темно. Она сгорала в экстазе.

– Сейчас, – простонал Кэл. – Сейчас… О, господи! Он набросился на нее с удвоенной силой, прижимая к себе так, будто они должны были слиться в единое существо. Все вокруг исчезло. Маккензи показалось, что они летят по воздуху, как две легкие пушинки.

Когда она открыла глаза, то обнаружила, что они по-прежнему лежат на земле. Ручей журчал, птицы пели, а утреннее солнце стояло высоко над горами. Становилось жарко.

Кэл все еще лежал на ней. Тела их были влажными от пота. Он заговорил, играя прядями волос Маккензи: – Ты помнишь мое предостережение? На этот раз я не отпущу тебя.

Эти слова доставили Маккензи большое удовольствие.

– Я никуда не собираюсь уходить точно так же, как и ты.

– Я никогда не хотел уйти.

– Разве? – Маккензи вскинула бровь, но придать лицу надменное выражение было довольно трудно, ведь она лежала на спине совершенно голая, а на ней удобно устроился Кэл.

– Я уже однажды говорил, что в жизни каждого мужчины наступает момент, когда надо принять решение, а затем старательно следовать ему, пока не добьешься желаемого, – он улыбнулся, – ты, девочка, заставила меня здорово потрудиться, чтобы добиться своего.

– Пустяки, – она блаженно улыбнулась и коварно зашевелилась под ним. – Мне бы хотелось заставить тебя еще потрудиться…

Маккензи увидела, как в его глазах снова вспыхнуло желание, и ощутила, как взволновалась его плоть.

– Я не знаю, – сказал он задумчиво, – на солнце становится очень жарко…

– Жарко может быть не только на солнце… Маккензи взглянула в сторону ручья и изобразила невинную улыбку.

– Как ты думаешь, можно заниматься любовью в холодной воде?

– Рыбы же делают это!

Маккензи протянула руку и потрогала предмет мужской гордости, вздымавшийся между его ног, он был в полной боевой готовности. Когда она стала поглаживать его, Кэл закрыл глаза.

– Мы могли бы немного охладить его, – предложила Маккензи.

Кэл вскочил, притянул ее к себе и потащил к ручью. Найдя удобную поросшую мхом полоску берега, он уложил Маккензи и прижал к земле, но коснувшаяся обнаженного тела холодная вода заставила женщину попытаться вскочить на ноги.

– Ага! Может быть, охладить нужно не только меня, маленькая хитрая ведьма!

Кэл стал брызгаться, Маккензи завизжала, но визг превратился в томный вздох, когда он, поливая водой ее разгоряченное тело, принялся нежно поглаживать его плавные изгибы. Маккензи подчинилась его желанию, когда Кэл стал слизывать капельки воды с углубления на ее горле, с ее груди и из маленькой лужицы, образовавшейся на животе. Вода и трепетные пальцы Кэла заставляли Маккензи желать более сильных ощущений.

Кэл не стал мешкать, развел ее ноги и сразу проник в нее. У Маккензи захватило дух от удовольствия, а Кэл хитро улыбнулся:

– Чем бы там ни занимались рыбы, клянусь, я умею делать это лучше.

И он не замедлил доказать это.

Когда они насытились друг другом, солнце уже было в зените. Удовлетворив свою страсть, Маккензи внезапно вспомнила о скромности – застыдилась своей наготы, быстро умылась и оделась. Кэл занялся тем же. Маккензи не могла оторвать взгляд от его великолепной фигуры, пока он неспешно натягивал на себя одежду. Когда он сел рядом с ней возле ручья, она положила голову ему на колени, зевнула и мгновенно заснула.

Маккензи проснулась лишь тогда, когда солнце начало клониться к закату, и заволновалась, что подумает Лу, ведь они с Кэлом отсутствовали целый день! Возможно, мачеха догадается, чем они тут занимались… Маккензи посмотрела на Кэла и встретилась с его лучистым взглядом. К его спутавшимся волосам прилип песок, а изо рта торчала травинка, которую он неторопливо жевал. И как только она могла решить, что не любит этого человека?

– По твоему виду можно сказать, что ты вполне довольна собой, – заметил он с улыбкой.

– Пожалуй, это так и есть, – ответила она, глаза ее светились счастьем.

Кэл вынул травинку изо рта, бросил ее в воду и стал внимательно следить за тем, как она, вертясь и кувыркаясь, поплыла вниз по течению.

– Мак, я должен сказать тебе кое-что. Нам необходимо это выяснить. В своей жизни я наделал массу ошибок, но самую большую совершил, когда ушел от тебя шесть лет назад. Я поверил твоему отцу, когда он сказал, что ты не сможешь быть моей женой. Я подумал, что он лучше знает тебя, чем я. А оказалось, ни один из нас не знал, какая ты на самом деле. Мне очень жаль, поверь.

Маккензи приподнялась и потерла щеку, на которой отпечатался шов его брюк. Она покачала головой, глядя в землю.

– Я очень жалею о том, что поверила в то, что ты мог намеренно причинить вред моему отцу. Мне тогда было так больно, я была в бешенстве – мне просто надо было найти повод, чтобы возненавидеть тебя.

На ее лице легла тень горьких воспоминаний, а глаза Кэла потемнели от переживания.

– Мак, ты же знаешь, этому никогда не будет конца. Этот день врезался в нашу память. Мы оба совершили ошибки. Нам остается только одно – попробовать простить друг друга.

– Да, – мягко ответила Маккензи, ей было больно смотреть на него. – Ты ведь очень любил моего отца? И то утро было для тебя не менее ужасным, чем для меня…

Кэл перевел взгляд на чистое голубое небо.

– В моей жизни не было более страшного дня. Даже когда Даклудж умер в резервации, даже когда я уходил от индейцев, даже когда Джош Камерон был убит во время драки с Джу, и меня вышвырнули из дома, в котором мы с ним жили. Когда оказываешься между двумя народами, вцепившимися друг другу в глотку, может случиться масса ужасных вещей… Но не было в моей жизни страшнее боли, чем та, которую я испытал, когда умер от пули, выпущенной индейцем, Фрэнк Батлер, а ты взвалила всю ответственность за это на мои плечи.

Маккензи не знала, что сказать. Она годами зализывала свою рану в уверенности, что пострадала только она, не подозревая, какой удар нанесла Кэлу. Им действительно нужно было многое простить друг другу.

Глаза их встретились.

– Может быть, нам лучше думать не о прошлом, а о будущем? Чего ты ждешь от будущего, Мак?

Маккензи задумалась на минутку. Все так изменилось за несколько часов, что голова шла кругом.

– Мое будущее – это «Лейзи Би» и Фрэнки… и ты, если ты захочешь стать его частью. Я люблю тебя, Кэл. Я никогда не переставала любить тебя, поэтому, наверное, и ненавидела.

Он не стал спрашивать, почему она так странно выразилась.

– Ты веришь мне? – мягко, но настойчиво спросил он.

– Да, – Не задумываясь, ответила Маккензи. – Я верю тебе и доверяю тебе ранчо, Фрэнки и саму себя.

– Мак, я не могу обещать тебе счастливую долю, как в тех сказках, которые ты читаешь Фрэнки. Этот мир так же несовершенен, как и люди, живущие в нем.

– Этот мир ужасен, – с готовностью согласилась она, – но я бы предпочла жить в нем с тобой, а не одна. Маккензи подозрительно посмотрела на Кэла.

– Ты говорил, что никогда не отпустишь меня. Не собираешься ли ты отказаться от своих слов, Смит?

Кэл расхохотался.

– Нет, Мак, я ни от чего не отказываюсь! Я очень хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.

– Неужели у Фрэнки, наконец, появится отец…

– А кроме этой причины, есть еще какая-нибудь?

– Сколько раз ты хочешь слышать это? – спросила она, стараясь сделать недовольное лицо. – Я люблю тебя, Калифорния Смит.

– И я люблю тебя, Маккензи Батлер, – Кэл улыбнулся. – Если бы я не умирал от голода, я показал бы тебе, как сильно я тебя люблю. Но уже отсюда я чувствую запах приготовленных Кармелитой блюд. Как ты думаешь, нам дадут поесть?

– Не знаю, – ответила Маккензи, смеясь, – мы же весь день били баклуши!

– Я так не считаю, – лукаво улыбнулся Кэл. Они вместе подошли к Аппалузу, и Кэл усадил Маккензи в седло перед собой. Такое положение больше не смущало ее. Душа Маккензи пела от счастья. Нет больше одиночества! Нет больше горечи! Нет больше неуверенности! Она любит Калифорнию Смита, и на этот раз они ни за что не расстанутся!

Впервые за много лет на ранчо «Лейзи Би» готовились к субботнему пикнику, на который к вечеру соберутся люди, чтобы отпраздновать начало осеннего загона скота.

Приехать должны были почти все соседи-фермеры, за исключением Натана Кроссби и Райта Армстронга, и несколько человек из Тумстоуна – Эймос Гилберт, разумеется; Тэд Грин с женой Самантой и дочерьми Летти и Розали; Гас и Миллисент Бигли преподобный Пибоди из епископальной церкви св. Павла и преподобный Слоутер из методистской церкви; Израэль Поттс, которому, возможно, впервые в жизни выпал шанс спокойно насладиться пищей на свежем воздухе; Нелли Кэшмен с тремя подругами; судья Пинки из окружного суда; несколько подруг Лу, шьющих для церкви; и, конечно, участие в празднике примут ковбои «Лейзи Би», присутствие которых может внести некоторый шум и беспорядок.

Место для пикника выбрали на пастбище к северу от конюшни. Чтобы накормить людей, зарезали свинью; вокруг чистой ровной площадки, предназначенной для танцев, установили факелы. Два музыканта – друзья Нелли – согласились играть на скрипке и флейте. На ночлег все будут устроены в гостиной и внутреннем дворике – после танцев, еды и разговоров все устанут, но никому не придется ехать в город до тех пор, пока утреннее солнце не сделает дорогу безопасной.

Когда солнце опустилось за горы и празднование началось, к костру, где собирались жарить мясо, подошла Кармелита, чтобы заменить Маккензи, которая нанизывала куски свинины на вертел.

– Хорошо, что сегодня собралось много народа, – сказала мексиканка. – У нас так давно не было праздников! Даже наши дикари веселятся!

Работники и в самом деле развеселились. Им явно пришлось по душе вино домашнего приготовления, над которым колдовала Кармелита.

– Пусть уж лучше кутят здесь, чем напиваются в городе, – ответила Маккензи.

Кармелита все еще смотрела на Кэла влюбленными глазами, но Маккензи надеялась, что она не очень огорчится, когда сегодня они с Кэлом объявят о предстоящей свадьбе. До сих пор об этом знали лишь Лу и Эймос. А после окончания загона скота на «Лейзи Би» будет еще один праздник – двойная брачная церемония. От этой мысли у Маккензи становилось легко на сердце. Как приятно будет сообщить всем о ее отношениях с Кэлом. После свадьбы она сможет обниматься и целоваться с ним сколько угодно – никто не скажет об этом ничего дурного. Они будут проводить вместе тихие вечера, бурные ночи и радостно просыпаться по утрам. Маккензи было безразлично, что люди скажут о прошлом Кэла. Она привыкла к тому, что ее осуждают, так что в этом плане ничего не изменится.

Всю прошедшую неделю Маккензи редко видела Кэла. Когда она не хотела встречаться с ним, их постоянно сталкивали обстоятельства, а теперь, когда необходимо было чувствовать его рядом ежеминутно, подготовка к загону скота и отправке его на продажу разлучила их. Два дня назад они, правда, умудрились урвать часок и спрятаться от посторонних глаз в конюшне. Молния и Ветерок спокойно дремали, пока Кэл с Маккензи занимались любовью, но и там им не дали покоя: в самый неподходящий момент вошла Лу, искавшая Маккензи. Хорошо, что убежище оказалось надежным, и Маккензи, сначала ужасно перепугавшуюся, после ухода Лу душил смех, пока Кэл не набросился на нее с такой страстью, что было уже не до смеха. Она опять почувствовала себя молоденькой озорной девчонкой, обретя любовь. «С этих пор и навсегда, – убеждала себя Маккензи, – над моей головой будет светить солнце, а ветер будет дуть только в спину. Вместе с Фрэнки и Кэлом я смогу преодолеть любые трудности!»

– А, вот ты где, – Лу нарушила оптимистические размышления Маккензи. – Фрэнки в твоей комнате, дорогая. Она надевает новое платье, но в нем надо подравнять подол, и я сказала, что ты сделаешь это…

Лу явно имела в виду что-то еще. Маккензи понимала, что пора рассказать Фрэнки, что у нее есть отец. Всю неделю Маккензи думала об этом и боялась этого момента.

Фрэнки была в комнате матери, потому что в ее собственной комнате не было зеркала. Обычно Фрэнки не особенно интересовалась своей внешностью. Ее не волновало то, что лицо перепачкано сажей или развязался бант на переднике, или чулки сморщились. Но сегодня она должна была надеть совершенно новое платье, которое ей сшила Лу. Ради такого случая стоило посмотреться в зеркало. К тому же, на празднике надо появляться с чисто вымытым лицом и аккуратно причесанными волосами, ведь там будет музыка, танцы, жаренная над огнем свинина и изумительный пирог Кармелиты.

– У меня косой подол! – заявила Фрэнки, как только Маккензи вошла в комнату.

Малышка вертелась перед зеркалом – ей хотелось видеть свое новое платье со всех сторон.

– Бабушка сказала, что если не исправить шов, я буду в этом платье, как кривобокая.

– Мы выровняем твой подол, – сказала Маккензи с улыбкой. – Стой прямо, я посмотрю, что здесь нужно сделать.

Маккензи быстро подколола булавками подол и помогла Фрэнки снять платье через голову. Пока мать занималась шитьем, девчушка с нетерпением прыгала по кровати.

– Фрэнки, тебе правда нравится мистер Смит?

– Я его очень люблю, – с жаром откликнулась девочка. – Он учил меня ездить на Голди, не касаясь его руками! Он будет на пикнике?

– Да, конечно, он будет.

Маккензи вздохнула. Когда она была маленькой девочкой, тетя постоянно ругала ее за то, что она слишком прямодушно выражает свои мысли. Тетушка Пруденс учила ее, что дамы должны обходить в разговоре неудобные темы, дама должна дать понять, что она имеет в виду, не удивляя и не обижая собеседника. Тетя приводила бесконечные примеры того, как надо говорить, пока не доводила Маккензи до слез. Но теперь она жалела о том, что недостаточно внимательно слушала тетю, потому что предстоял разговор на крайне неудобную тему, и Маккензи совсем не хотелось испугать свою маленькую собеседницу.

– Фрэнки, я хочу тебе кое-что сказать о Калифорнии.

– Я знаю – он тебе не нравится. Я слышала, как ты его обзывала.

Маккензи почувствовала, что краснеет.

– Но он мне нравится. Он мне очень нравится.

– Тогда почему ты так называла его?

«Лучше всего сразу сказать правду», – решила Маккензи.

– Я очень рассердилась на Калифорнию за то, что произошло еще до твоего рождения. Когда я только приехала в Аризону, он уже работал у моего отца – твоего дедушки Фрэнка. Когда твоего дедушку убили, я очень горевала и злилась. Мне хотелось обвинить в этом кого-нибудь, и я обвинила Калифорнию и велела ему уехать с ранчо.

Глаза Фрэнки расширились.

– Разве Калифорния убил дедушку Фрэнка?

– Нет, Фрэнки, конечно же, нет. Просто я поступила очень глупо, потому что переживала из-за дедушки. А когда Калифорния вернулся, я еще не перестала злиться на него.

– И ты снова хочешь прогнать Калифорнию?

– Нет, милая. Калифорния не виноват в том, что случилось с нашим дедушкой. Я больше не сержусь на него, а он на меня. Калифорния решил остаться здесь, и мы скоро поженимся.

Когда Маккензи произнесла эти слова, она еще больше уверилась в том, что это произойдет в самом деле, и улыбнулась.

– Ты выйдешь замуж за Калифорнию?! – восторженно завизжала Фрэнки. – Значит, он останется здесь навсегда?!

– Да, – с улыбкой подтвердила Маккензи. Фрэнки прыгала по матрасу и хлопала в ладоши.

– Присядь на минуточку, родная. Я должна тебе еще что-то сказать…

Маккензи замолкла, не зная, с чего начать свое признание, и притихшая было девочка опять начала скакать по кровати в радостном возбуждении.

– Наверное, они уже начали танцевать, – намекнула Фрэнки, устав ждать.

– Танцы сегодня будут продолжаться очень долго, – заверила дочку Маккензи, – и я уверена, что Калифорния обязательно потанцует с тобой.

Личико Фрэнки засияло.

– Ты так думаешь? Может, мне спросить у него?

– Подожди минутку, малышка. Калифорния и я хотим объявить всем сегодня, что мы собираемся пожениться. А до этого я должна сказать тебе, что Кэл… Кэл – твой отец.

– Ну, да. Он станет им, когда вы поженитесь, – согласилась девочка.

– Нет, детка. Он твой отец уже сейчас. Он твой настоящий отец. Он всегда был твоим папой.

Фрэнки задумалась.

– Но ты же говорила, что мой папа умер? Маккензи вздохнула – как объяснить ребенку, что его обманывали?

– Я говорила неправду, Фрэнки. Я очень сердилась на Калифорнию и думала, что он никогда не вернется, и что ты никогда не увидишь его. Я боялась, что если ты узнаешь, что он не умер, то будешь всю жизнь надеяться на то, что он приедет к тебе, а он не приедет, и ты будешь зря расстраиваться.

– Бабушка учила меня, что обманывать нельзя. И ты говорила то же самое.

– Я очень плохо поступила, когда обманула тебя, доченька. Ты вправе обижаться на меня.

Фрэнки подумала с минуту, нахмурив брови.

– А вдруг ты снова захочешь выгнать Калифорнию?

– Нет, обещаю, что больше не прогоню его.

– И что больше никогда не будешь мне врать, – твердо сказала девчушка. – Никогда.

– Никогда в жизни. Глаза Фрэнки загорелись.

– А когда Ветерок вырастет, я смогу кататься на нем и забрать его себе, чтобы он был только моим?

Маккензи скептически подняла бровь, и девочка отступила с невинной улыбкой.

– Я не буду обижаться на тебя, мамочка. Я очень люблю тебя.

– И я тебя люблю.

Фрэнки спрыгнула с кровати и обняла мать.

– Я очень рада, что Калифорния – мой папа. Теперь у меня есть папа, как у Исси, только мой лучше!

– Я согласна с тобой, малышка, но, пожалуйста, не говори Исси, что твой папа лучше, а то она обидится.

– Я не скажу Исси, – пообещала девочка с хитрой улыбкой. – А мое платье уже готово? Я хочу танцевать с моим папой!

Маккензи улыбнулась.

– Все готово.

Она помогла Фрэнки одеться, завязала пояс красивым бантом и, пока девочка оценивающе разглядывала себя в зеркале, расправила ленты в косичках.

– А Калифорния знает, что он мой папа? – неожиданно спросила Фрэнки.

– Да, детка. Он знает это абсолютно точно.

– А он любит меня так же, как и ты?

– Он очень любит тебя. Фрэнки улыбнулась.

– Здорово! Тогда ему придется непременно танцевать со мной!

Праздник удался на славу. Маккензи цвела, как майская роза. Хотя объявление о предстоящей свадьбе многие гости встретили лишь вежливыми аплодисментами, а некоторые не скрывали крайнего удивления, те, кто был дорог Маккензи, очень обрадовались. Эймос от всего сердца обнял и поцеловал Маккензи, после чего ему пришлось терпеть насмешки Лу, утверждавшей, что он рад свадьбе Маккензи больше, чем своей собственной. Нелли Кэшмен, обняв обоих, прошептала Маккензи на ухо: «Долго же ты разбиралась в своих чувствах!» Гас Бигли сдавил Маккензи своими ручищами, как медведь, чем немало удивил ее, а его жена Миллисент сдержанно клюнула Маккензи в щеку и сказала, что Калифорния Смит – хороший человек несмотря ни на что. Израэль Поттс пожал руку Кэла и дал свое благословение, как будто без одобрения помощника шерифа свадьба не могла состояться. Даже Бей, Мако и Исти пожелали паре счастья. Их темнокожие жены, скромно державшиеся в тени, робко вышли вперед и по очереди сказали Маккензи несколько тихих слов, держа ее за руку. Маккензи улыбалась и благодарила их, хотя не поняла ни слова.

Веселье продолжалось очень долго – последний гость сдался и пошел устраиваться на ночлег за пару часов до рассвета. Работники ранчо спали богатырским сном – объявление о предстоящей свадьбе хозяйки послужило хорошим предлогом для того, чтобы выпить изрядное количество домашнего вина и значительно уменьшить его запасы. Маккензи позволила им расслабиться, во всяком случае, завтра воскресенье, и они успеют прийти в себя до того, как начнут работу со скотом в понедельник.

Загон скота. Маккензи ненавидела время года, когда животные «отгуляли свое». Каждую весну и каждую осень стадо собиралось, молодых телят связывали веревками, выжигали клеймо «Лейзи Би» и делали надрез на ухе. Скот, предназначенный для продажи, отделяли от стада и запирали, готовя к отправке на станцию. Загон скота всегда был самой утомительной работой на ранчо. Подавшие с ног от усталости ковбои становились вспыльчивыми, в воздухе носился запах дыма и паленой шерсти. Маккензи всегда было жалко телят, жалобно ревущих от боли в порезанных ушах и обожженном месте. В этом году придется особенно трудно, потому что Натан Кроссби наверняка выжидает в засаде, как койот, пока они начнут натыкаться на животных с измененным клеймом и объявят их собственностью «Лейзи Би».

Маккензи знала, что предстоит тяжелая неделя, но все же, в этом году ей будет легче провести это тягостное мероприятие, потому что Кэл всегда будет рядом.