"Цветок Прерий" - читать интересную книгу автора (Кармайкл Эмили)

ГЛАВА V

– Мне уже пять лет, – гордо объявила Фрэнки возвышавшемуся перед ней человеку.

Он совсем не был похож на волка, переодетого овечкой, как рассказывала о нем мама. Фрэнки видела волка на картинке в книжке, и этот человек точно не был похож на него – никаких торчащих ушей, никакой шерсти, ни длинной морды, ни свисающего языка. И на нем не было надето ничего, напоминающего овечью шкуру. Наверное, мама просто шутила. А когда мама думала, что Фрэнки не слышит, она называла его еще какими-то словами, только девочка не поняла их. Не поняла она и того, почему мама считала его таким плохим; с виду он был вполне хорошим. И у него такие же золотистые волосы, как у нее самой.

– Мне уже пять, – повторила Фрэнки, потому что подумала, что человек не слышал.

Он смотрел на нее так, будто она сказала что-то удивительное. Хотя Фрэнки и сама считала, что это очень здорово, что ей уже исполнилось пять, все же странно было видеть, что это известие могло так поразить взрослого человека. Чтобы быть до конца уверенной в том, что ее поняли, Фрэнки показала пять пухленьких пальчиков.

– Пять, – снова повторила она, – и скоро у меня будет свой собственный пони.

Высокий человек улыбнулся – будто солнечный луч скользнул по лицу. Он присел на корточки, чтобы быть на одном уровне с девочкой.

Фрэнки понравилось его лицо: у него были блестящие белые зубы, а не черные как у некоторых ковбоев; к тому же, дыхание его было свежим, без всяких дурных запахов.

– У такой прекрасной девочки должен появиться свой пони, – сказал он.

Фрэнки была с этим полностью согласна. Она хотела, чтобы человек сказал об этом ее маме.

– А у тебя был пони, когда тебе было пять лет?

– О, да. Он был черный с белыми носочками на ногах и мог целыми днями носиться, как ветер.

– У меня есть кукла с белыми носочками, – важно сказала Фрэнки и показала грязную лохматую куклу, зажатую в руке. – Я забыла ее в дедушкиной штольне и искала целую неделю, потому что мне пришлось сидеть дома – я чихала. Но я уже больше не чихаю и поэтому пошла за ней сегодня. А потом я захотела посмотреть на свинок. Ты знаешь, что у Дейзи будут маленькие поросятки?

Он улыбнулся. Похоже, что ему было интересно, и девочка продолжила:

– Ты хочешь посмотреть штольню моего дедушки? Там прохладно и хорошо. Мама говорит, что мне можно играть там, если я не буду заходить туда, где темно или грязно. Эта штольня проходит сквозь гору!

Все мысли и чувства Кэла были прикованы к Фрэнки. В зеленых глазах девочки он узнавал Маккензи, у малышки были те же разлетающиеся красивые брови, тот же упрямый подбородок. А ямочки на обеих щечках она унаследовала от него так же, как и золото волос.

– Когда-нибудь и я хочу побывать в штольне твоего дедушки.

Если бы Кэлу понадобилась еще какая-то причина, чтобы остаться на «Лейзи Би», то она стояла перед ним. Судьба распорядилась так, что совершенно одинокий человек, каким он был еще минуту назад, неожиданно получил дочку с золотыми волосами и ямочками на щеках, ребенка с живыми умненькими глазками и, судя по озорной улыбке, не простым характером. Она существует уже пять лет, а он ничего не знал о ней! Как бы ему хотелось видеть ее воркующим младенцем, слышать ее первые слова, видеть первые шаги! Кэл погрузился в грустные размышления. Оказалось, он потерял гораздо больше, чем думал, когда повернулся спиной к ранчо, оставив позади любовь и проклятия Маккензи. Фрэнки коснулась рукава рубашки Кэла.

– Мы могли бы сейчас пойти в штольню, – предложила девочка и с надеждой повернулась к матери, – хорошо, мама?

– Нет.

Кэл слышал напряженность в голосе Маккензи, к которой добавилось беспокойство, вызванное его странной улыбкой. Ее глаза потемнели от гнева, но можно ли было сравнивать ее гнев с той бурей, что бушевала в душе Кэла.

Маккензи не собиралась сообщать ему о дочери!

Она нервно сжала пальцы.

– Фрэнки, иди с бабушкой в дом. Мы скоро будем обедать.

– И мне опять придется сидеть дома?

– Нет, – мягко ответила Маккензи, – тебе больше не надо сидеть взаперти.

– Здорово! – сразу повеселевшая Фрэнки продемонстрировала Кэлу ямочки на щечках. – На обед у нас будет что-то вкусное! Ты будешь обедать с нами?

– Фрэнки, – поспешила объяснить Маккензи, – мы наняли мистера Смита для того, чтобы он работал. Он ест вместе с другими ковбоями.

Фрэнки важно взглянула на Кэла, и он почувствовал, что между ними протянулась какая-то нить, хотя девочка и не понимала, что их связывает. Он далеко не простой работник и для Фрэнки, и для Маккензи, и рано или поздно он заставит Маккензи признаться в этом.

– Пошли, Фрэнки, – Лу взяла девочку за руку и ласково подтолкнула к дому.

Кэл медленно выпрямился, не в состоянии оторвать глаз от подпрыгивающего возле Лу ребенка. Лишь когда обе скрылись в доме, он встретился с холодным взглядом Маккензи.

– Держись от нее подальше, – предупредила она.

– Ни в коем случае, Мак, она – моя дочь.

– Она не твоя дочь! – заявила Маккензи. – Ты мог зачать ее – как животное, повинуясь слепому инстинкту; но ты не был ее отцом и не будешь. Ты останешься здесь до тех пор, пока Джефф Морган сможет снова сесть в седло.

Легок на помине, из дома управляющего вышел Джефф и заковылял к ним на своих костылях.

– Маккензи, Лу сказала, что здесь что-то произошло…

Он перевел взгляд на Кэла и замолчал. Маккензи приветливо посмотрела на Моргана и вздохнула с явным облегчением.

– Что сказал доктор о том, когда ты сможешь сесть на коня?

– Черт побери, Маккензи, – Джефф враждебно сверкнул глазами в сторону Кэла, – если потребуется, я сегодня же буду в седле!

Кэл не обратил никакого внимания на его присутствие.

– Что думает Фрэнки о том, кто ее отец?

– Отец Фрэнки умер, – ответила Маккензи, – так считает не только она. Он на самом деле умер.

Кэл сверлил ее взглядом до тех пор, пока Маккензи не начала терять самообладание, а щеки ее запылали. Морган прервал неловкое молчание.

– Маккензи, позволь мне…

– Я сама позабочусь об этом, Джефф. Нет, пожалуй, останься, – велела она после того, как Морган отвернулся с оскорбленным видом и собрался уходить. – Я хочу поговорить с тобой.

Маккензи смотрела на Кэла глазами, умоляющими понять ее.

– И ты думаешь, что я смогу сказать ей правду? Кэл едва взглянул на нее.

– Что я могу сказать ей? «Фрэнки, познакомься со своим отцом. Он пробудет здесь несколько недель, может быть, месяц. И потом ты его никогда больше не увидишь». Как ты думаешь, что она почувствует?

– Это ты считаешь, что она больше никогда меня не увидит.

– Не увидит. Ты бросил Фрэнки и все остальное на этом ранчо, когда ушел. Кэл, ты же знаешь, что если бы я и не выгнала тебя с ранчо, ты бы все равно не остался. Ты же сказал еще до того, что уйдешь, и что для меня нет места в твоей жизни.

– Я сказал совсем не это. Я говорил, что не смогу жить так, как захочешь ты, и дать тебе то, в чем ты нуждаешься. Ты заняла свое место в моей жизни с первой минуты, как я тебя увидел.

Маккензи глубоко вздохнула, изо всех сил стараясь справиться с эмоциями.

– Кэл, для тебя нет места в жизни Фрэнки. Нет сейчас, не будет и потом. Оставь ее в покое.

– Нет, Маккензи. Я не скажу ей правду, по крайней мере, сейчас, но я не смогу оставить ее в покое.

– Тогда я огражу ее от тебя. Я спрячу ее!

– Мне кажется, это все равно, что пробовать остановить начавшийся в горах обвал, – он улыбнулся, – я ей понравился.

– Фрэнки нравятся все. Не думай, что ты какой-то особенный.

Кэл понял, что Маккензи ненавидит его так же сильно, как когда-то любила. Она была очень похожа на ту дикую кобылицу – осторожная, фыркающая и резкая, как уксус. Но, как у кобылицы, у нее тоже есть сердце, которое при умелом обращении может оттаять.

– Я не собираюсь отбирать ее у тебя, Мак. Маккензи вспыхнула от бешенства при одной только мысли об этом.

– Да, черт возьми, ты не отберешь ее у меня! Если я увижу, что ты хотя бы просто здороваешься с Фрэнки, я отправлю тебя отсюда так быстро, как…

– Если ты уволишь меня, это не поможет. Я не уйду.

Едва Маккензи открыла рот, чтобы возразить, Кэл перебил:

– Мак, не пытайся проверять, кто из нас имеет большую власть над ковбоями, ты можешь проиграть.

Джефф Морган выдвинулся вперед на своих костылях.

– Убирайся с этого ранчо, ублюдок!

Ты сейчас говоришь от имени Маккензи?

– Оставаться там, где ты никому не нужен, вредно для здоровья, Смит.

Кэл улыбнулся. Джефф Морган был весь, как на ладони. Удивительно, как Маккензи не понимала, чего он добивается.

– Морган, не стоит затевать драку, когда стоишь на костылях – или ты думаешь, что так безопаснее?

Джефф со своими костылями бросился вперед.

– Я заставлю тебя взять свои слова обратно! Маккензи схватила Моргана за руку.

– Не глупи! Я же сказала, что сама справлюсь.

– Я перенесу свои вещи в дом управляющего, – заявил Кэл. – Найди себе другое жилье, Морган.

Он увидел, как в глазах Маккензи зажегся упрямый огонь, как много лет назад, когда она объявила, что выйдет за него замуж без согласия своего отца и даже без его собственного согласия – Кэл вспомнил об этом со странным удивлением. А теперь Маккензи так же страстно желает от него избавиться, как когда-то хотела соединиться.

«Начинается интересное сражение, – подумал Кэл, – не имеющее никакого отношения к Натану Кроссби».

– Увидимся позже, Мак!

Маккензи молча смотрела, как он направился к конюшне, а его мерин послушно поплелся следом. Она вспомнила, как он ответил на вопрос, зачем сюда вернулся – каждый человек должен решить, чего хочет в жизни, и добиваться этого всеми силами. Маккензи боялась, что Кэл наконец-то нашел то, чего искал.

Джефф отбросил руку Маккензи и взглянул на нее с оскорбленным видом.

– И ты позволишь ему так просто уйти?!

– Не волнуйся, Джефф. Ты сможешь жить в доме для гостей, пока он не уедет. Я попрошу Кармелиту перенести твои вещи. Это долго не продлится.

Маккензи направилась в дом, Джефф сердито заковылял за ней. Он прошел в прихожую, затем протиснулся в кабинет.

– Маккензи! Черт побери, я не могу этого так оставить! Смита следовало повесить еще шесть лет назад. А в тот день, когда он снова осмелился появиться на ранчо, его надо было пристрелить. Неужели ты позволишь этому ублюдку остаться? После того, что он сделал!

– А что он сделал?! – рявкнула Маккензи.

Она открыла расходную книгу, затем захлопнула ее. Надоело выслушивать от всех поучения – что ей следует и не следует делать, чему нужно и чему не нужно верить. Все ее мысли до того перевернулись и перепутались, что в конце концов она поняла только одно: несмотря на всю горечь и ненависть все эти годы она ждала, что Кэл придет и скажет, что все было не так, что он не принимал участия в убийстве Фрэнка Батлера. Теперь он сказал это, и слова его звучали, как чистая правда. Он не сказал именно то, что ей хотелось услышать, и может быть потому она и поверила Кэлу. И вера эта становилась сильней и сильней, а когда Маккензи услышала Джеффа, она уже ни в чем не сомневалась.

– А что сделал Кэл? Ты – единственный человек, обвинивший его в том, что он послал того апача из конюшни убить отца. Разве ты в самом деле можешь отличить одного апача от другого? Ты что, мог проследить весь его путь от конюшни до места, где застрелили отца?

Джефф покраснел.

– Все равно я уверен, что это спланировал Калифорния Смит. Маккензи, он такой же индеец, как любой другой, живущий в резервации. Его вырастили апачи, и он мыслит так, как они. Ты думаешь, убийство Фрэнка Батлера сразу после того, как он уволил Смита, случайность, простое совпадение?

В дверях показалась Лу.

– Вы так кричите, что слышно даже на кухне, – сказала она и хмуро посмотрела на Джеффа. – Ты опять несешь эту чушь?

– Это не чушь!

– Апачи постоянно совершают набеги и убивают людей по всей южной Аризоне, Джефф. На все ранчо в нашей округе совершались налеты и не один раз. Джефф насупился.

– Я привык верить своим глазам. Маккензи тоже все видела.

– Никто из вас не видел ничего такого, за что можно обвинить человека. Как ты не понимаешь, что и так доставил ему достаточно неприятностей!

– Лу права. А я действительно обещала Кэлу, что приму его на работу, если он продержится до конца недели. Он нужен нам.

Джефф презрительно фыркнул.

– И управляющему не следует спать в одном помещении с ковбоями, – продолжала Маккензи, – он должен жить в доме управляющего.

Лу одобрительно кивнула. Маккензи, правда, не стала упоминать о том, что была совсем не уверена, сможет ли выгнать Кэла с ранчо, даже если и захочет.

– Он хорошо работает, – Лу неприязненно взглянула на Джеффа, и они сверлили друг друга глазами до тех пор, пока Маккензи не прервала молчание:

– Джефф, ты же знаешь, у нас всегда найдется для тебя работа.

– Обо мне не стоит беспокоиться, – огрызнулся он, – я заберу свои пожитки из дома управляющего и уйду с ранчо. Любуйтесь тут своим желтоволосым апачем!

– Джефф! Я же сказала тебе, что можешь устроиться в доме для гостей! Мы бы хотели, чтобы ты остался. Ради всего святого, ты же работал здесь, когда меня тут еще не было. Ты не можешь уйти.

– Еще как могу! Я не желаю оставаться там, где командует дикарь, убивший человека, – он повернулся и удалился с таким гордым видом, какой только возможен для человека на костылях.

Маккензи следовала за ним по пятам до дома управляющего.

– Джефф! Кэл не командует здесь! Я здесь распоряжаюсь. И я нуждаюсь в тебе.

– Нет, тут все делается так, как хочет Калифорния Смит. Он даже заставил тебя забыть о том, что пустил пулю в твоего отца.

Маккензи тихо выругалась и отстала. Пусть Джефф поступает так, как считает нужным. Он явно не собирается менять решение. Хотя Маккензи очень не хотелось, чтобы он уезжал. Со дня смерти отца Джефф всегда был рядом, он стал почти членом семьи – готов был подставить свое плечо в случае беды и никогда не требовал ничего взамен, кроме дружбы. С какой стати он так злится? Если уж она сумела примириться с Кэлом, то и он бы смог!

У Маккензи не было никакого желания встречаться с Лу и выслушивать ее «я же тебе говорила», поэтому она пошла к площадке для выгула лошадей и прислонилась к изгороди. Из дальнего угла на нее уставились беспокойные глаза кобылицы. Наверное, Кэл вывел ее на прогулку. Судя по всему, он придавал особое значение занятиям с ней. Маккензи уже слышала, что ковбои смеются над тем, сколько времени Кэл тратит на вечерние беседы с ней на языке своего племени, приносит угощения или просто сидит возле нее.

– Все мужчины подлецы, – сказала она лошади, – они высокомерны, упрямы или глупы.

Лошадь лишь повела ушами. Еще вчера Маккензи наблюдала из окна своего кабинета, как Кэл впервые сел на эту кобылицу. Она позволила ему сесть в седло, и он дважды объехал вокруг площадки. Кобылица даже не пыталась сбросить наездника. Маккензи с трудом верила своим глазам, ведь прошло чуть больше недели с тех пор, как это животное чуть не убило Тони Герреру.

– Ты такая же доверчивая, как и все женщины, – пожурила она лошадь. – Растаяла от нежных слов и красивых глаз. Нельзя доверять всем подряд, – предупредила женщина.

Если Маккензи и была несправедлива к Калифорнии Смиту, то не больше, чем он к ней. Возможно, теперь они были квиты.

Четвертого июля в Тумстоуне выдался жаркий денек. К полудню каждый, кто решался пройти по Аллен-стрит, становился мокрым от пота. От палящего солнца небо словно полиняло, сделалось почти белым, но светило продолжало трудиться изо всех сил. Цикады звенели среди зарослей шалфея и мимозы, а из-под вращающихся колес повозок в воздух поднимались тучи пыли. Короче говоря, это был типичный для Тумстоуна знойный летний день, в который приятно отправиться куда-нибудь на пикник.

Тумстоун занимал почти всю ровную площадку на вершине небольшой горы. С нее открывался великолепный вид на зеленую долину Сан-Педро, вдали высились суровые горы, а в хорошую погоду с окраины Тумстоуна можно было увидеть Мьюльское ущелье и Сальфарскую долину.

Городок состоял из нескольких пыльных улочек. На западной окраине лежало широкое заросшее кустарником поле, и именно здесь добропорядочные жители Тумстоуна и его окрестностей праздновали Четвертое июля – день рождения своей страны. Горняки, фермеры, лавочники, адвокаты, домохозяйки, сапожники, швеи, портные, бухгалтеры приносили и привозили сюда все необходимое для пикника.

Повозка с Маккензи, Фрэнки, Лу и Кармелитой заняла свое место в кавалькаде экипажей. Все жители долины Сан-Педро и большая часть Сальфарской долины двигались в сторону Тумстоуна на празднование.

Когда городок был уже близко, ковбои «Лейзи Би», всю дорогу сопровождавшие повозку Маккензи, отправились в бары на Аллен-стрит, чтобы по-своему отметить этот день. В то время, когда благородные семейства Тумстоуна развлекались фейерверком, лимонадом, мясом, поджаренным на решетке над углями, и играли на открытом поле за городом; грубые натуры, не обремененные семьями, отдавали предпочтение барам, игорным столам и распутным девицам в самом городке. Таким образом все здоровое население Тумстоуна делилось на два лагеря. Респектабельные дамы устраивали музыкальные комедии и литературные вечера в непосредственной близости от домов терпимости. Оба лагеря привыкли не замечать существования другого.

Как только семейство Батлеров поставило повозку в северо-западной части поля, к ним подбежал застенчивый молодой человек, в обычное время занимавшийся уборкой вестибюля отеля «Оксидентал». Он спросил с извиняющимся видом:

– Надеюсь, леди, вы не привезли с собой оружие?

Маккензи улыбнулась – Маршалл Крил, как обычно, был в числе молодых людей, которые брали на себя ответственность за то, чтобы на поле во время праздника не попало оружие.

– У нас под сиденьем лежит дробовик, – сказала она, – но он там и останется.

– Хорошо, мэм, только не берите его с собой.

От радостного возбуждения глаза Фрэнка стали просто огромными.

– Фейерверк уже начался! – закричала она. – Я слышу его!

Маккензи рассмеялась.

– Еще рано, малышка. Это дерутся ковбои в городе. Лу грациозно вышла из повозки и достала оттуда корзину с провизией.

– Я никогда не могла понять, почему мужчинам нравится вся эта ругань и пальба в воздух.

– И стрельба по живым мишеням, – мрачно добавила Кармелита. – Мужчины – те же дети.

– Но я ни в кого не стреляю, – запротестовала Фрэнки.

– Ай, chicitta,[4] – стала успокаивать Кармелита, – я говорила совсем о других детях. Конечно же, ты ни в кого не стреляешь!

– Слава богу, что эта долина теперь не та, что была четыре года назад, – заметила Лу.

Маккензи была с ней полностью согласна.

Несколько лет назад нельзя было и шагу ступить по улицам Тумстоуна, не рискуя оказаться втянутым в чью-либо драку. Одно время убийства совершались почти ежедневно. Причем связываться с законом было не менее опасно, чем с бандитами: сила, деньги, насилие и жадность – вот что сформировало основу местного правопорядка. Сама Маккензи считала, что депутат Маршалл Уайетт Эрпс и его братья были немногим лучше, чем Клэнтоны и Маклоурисы, которых они обвиняли в убийствах и нарушениях закона. Другой опасной фигурой был шериф графства Джон Беган – всегда любезный, с приятной внешностью, он якшался с самыми закоренелыми преступниками в Аризоне. Объединившись с Клэнтонами, он начал в Тумстоуне маленькую войну. А когда закон стал воевать против закона, все жаждущие крови бандиты, жулики, скупщики краденного и наемные убийцы двинулись в южную Аризону – последний островок Дикого Запада. Честные фермеры и горняки спрятались в своих домах, как улитки в раковинах. И когда, наконец-то, воцарилось спокойствие, Маккензи радовалась, как все остальные.

Теперь по Тумстоуну можно было прогуливаться без боязни даже в такие шумные дни, как четвертое июля. Этот городок все еще боролся за свою жизнь, но быстро пустел. В прошлом году цены на серебро резко упали, и хозяевам шахт пришлось сократить рабочим жалованье. Разъяренные горняки устроили грандиозную забастовку, в результате которой многие шахты закрылись; и хотя большинство из них вскоре открылось снова, добыча серебра потеряла свое былое значение. Люди быстро переключились на фермерство, благо земли было достаточно. Это занятие было куда надежней, чем добыча серебра, и многим позволило быстро разбогатеть. Почти все негодяи, благодаря которым Тумстоун и получил свое зловещее название,[5] погибли или убрались отсюда, и постепенно стали набирать силу голоса добропорядочных граждан, молчавших так долго из-за абсолютного беззакония.

Когда семейство Батлеров прибыло на место, на поле уже было полно народа. На примятой траве образовался сплошной пестрый ковер из расстеленных одеял; детишки носились в толпе, мужчины собирались группами покурить и поболтать, пока их жены распаковывали еду, присматривали за малышами и беседовали с соседями, которых порой не видели по несколько месяцев. Одежда на празднующих была самая разная: от добротных костюмов и шелковых платьев до фланелевых и ситцевых рубах.

Маккензи глубоко вздохнула. Воздух пах шалфеем и мимозой, табачным дымом и пылью. Но самым привлекательным запахом был аромат жарившегося на решетке над углями мяса, благоухавший здесь с раннего утра.

– Я вижу прекрасное ровное местечко под деревцем, – сказала Маккензи, – давайте отнесем наше одеяло туда.

– Ты нигде не видела Эймоса? – поинтересовалась Лу. – Он сказал, что хочет встретиться с нами здесь.

Маккензи посмотрела вокруг.

– Я не вижу… нет, вижу! Вон он – там, где жарят мясо. Его нельзя не заметить.

Эймос вместе с каким-то мужчиной, обжигая пальцы, пытался вытащить кусочки говядины с той стороны, где мясо уже прожарилось.

– Господи! – воскликнула Лу с улыбкой. – Он как мальчишка, у которого не хватает терпения дождаться обеда.

Эймос оторвался от своего занятия и поднял голову. Он сразу же заметил Лу и помахал ей рукой. Затем направился к Батлерам и жестом пригласил спутника следовать за собой. Маккензи увидела сияющие на солнце волосы, и сердце ее упало.

– Это Калифорния! – радостно завопила Фрэнки. – Он с дядей Эймосом!

И девочка бросилась навстречу мужчинам, а Маккензи глубоко вздохнула. Лишь два дня назад Фрэнки познакомилась с Кэлом, но кидалась к нему со всех ног, едва увидев. Маккензи всегда следовала за дочерью, боясь оставить их наедине, и стала невольной свидетельницей быстро крепнущей дружбы.

Коротко обняв колени Эймоса, Фрэнки протянула руки к Кэлу и, когда он поднял ее с земли и усадил на свои широкие плечи, завизжала от восторга.

– Здравствуй, Эймос, – сухо поздоровалась Маккензи. – Я думала, что Вы, мистер Смит, остались на ранчо.

Маккензи испытывала непреодолимое желание отомстить Кэлу за то, что он сумел так скоро завоевать любовь Фрэнки, но не могла позволить себе никаких грубых выражений при дочери, взирающей на нее с высоты плеч Смита.

– Скиллет вызвался остаться и присмотреть за всем, поэтому я подумал, что могу поехать в город и присоединиться к празднованию.

– А я-то думала, что Вам больше по душе развлечения на Аллен-стрит, – невинно заметила Маккензи.

– Нет, Мак, для нас – дикарей – эти вина не подходят.

Маккензи невольно подумала, что его «лицо индейца» гораздо приятнее тех пьяных рож, которые злорадно смотрели со всех сторон.

– Гей-гоп! – Фрэнки уперлась пятками в грудь Кэла и потянула его за волосы, пытаясь править им, как лошадкой. – Давай походим здесь, я хочу все увидеть.

– Да, – согласилась Лу, беря Эймоса под руку, – пойдемте прогуляемся. Мясо будет готово еще не скоро.

Как только они двинулись в путь, Кармелита поторопилась занять место возле Кэла, а Маккензи без слов присоединилась к Эймосу, взяв его под руку с другой стороны.

– Ты хочешь мне что-то сказать? – тихо спросил Эймос, посверкивая глазами.

– Да так, кое-что, – кисло промямлила Маккензи. – Ты не представляешь себе, что ты наделал, старый болтун!

Она произнесла это без злости – что бы там ни было, Эймос хотел им только добра.

– Возможно, я очень хорошо понимаю, что сделал, – прошептал он в ответ.

Тем временем Фрэнки трещала без умолку, рассказывая Кэлу, что они сегодня увидят на пикнике. Девочка повторяла все то, что услышала от Лу за последние две недели.

– Здесь будут лошадиные бега, – говорила она, – и соревнования каких-то смешных людей, и состязания в стрельбе. А еще кому-то дадут приз за лучший пирог. Говорят, что его дадут Лите. Ха! Неужели Лите?

Кармелита кокетливо улыбалась Кэлу и хихикала; и Маккензи поймала себя на том, что ей неприятно смотреть на эти заигрывания.

– Лита всегда печет пироги лучше всех! – Фрэнки горящими глазами уставилась на прилавок с выпечкой, будто у нее потекли слюнки от разговоров о пирогах. – Мама, давай купим печенье! Посмотри! Здесь продают лимонад!

Когда лимонад был куплен, Фрэнки заметила нечто еще более восхитительное.

– Мама, смотри! Мороженое!

Мороженое было очень редким, дорогим, изумительным лакомством. Хозяин процветающего ресторана «Кан-кан» китаец Квонг Ки уже продал множество порций.

– Наверное, оно пролежало во льду всю дорогу от Тусона, – заметил Эймос.

– Разрешите мне попробовать, – умоляла Фрэнки, – ну, разрешите!

Эймос рассмеялся.

– На этот раз я угощу тебя, маленькая шалунья, но в следующий раз тебе придется угощать меня!

– Ой, дядя Эймос! – в восторге воскликнула Фрэнки, и Кэл опустил ее на землю.

Маккензи не захотела стоять в очереди за мороженым вместе с Эймосом и Лу. Они договорились, что встретятся через час возле своей корзинки с провизией и одеяла. К ужасу Маккензи Кэл тоже не остался в очереди, а пошел за ней. Кармелита от него не отставала. Мексиканка беззаботно рассуждала о своих шансах выиграть приз за лучший пирог, пока не увидела в толпе Булла Фергюсона – он был совсем рядом и заметил ее в ту же секунду. Булл улыбнулся и приподнял шляпу, Кармелита сразу зарделась.

– Иди, Кармелита, – сказала Маккензи, – только не забудь, что мы будем есть через час.

Кармелита взяла под руку Булла, сообразив, очевидно, что синица в руке лучше, чем журавль в небе, а Маккензи осталась в компании Кэла: всем ее надеждам на веселый денек не суждено было сбыться.

– Ты не хочешь оставить меня в покое? – недовольно спросила она.

– Покой – это то, чего всегда не хватает твоей душе.

– Что ты знаешь об этом? Он криво усмехнулся.

– Думаю, что больше, чем ты. Твоя душа воюет сама с собой, а в моей душе мир.

– Я? Воюю сама с собой? Ты что-то выдумываешь.

Маккензи отметила, что люди смотрят на них с любопытством. Интересно, многие ли узнали знаменитого «желтоволосого апача»? Некоторые определенно узнали и поспешили сообщить остальным.

– О, Маккензи, здравствуй, – подошел к ним помощник шерифа Израэль Поттс. – Я видел Андалусию и Фрэнки в очереди за мороженым и подумал, что Вы должны быть где-то поблизости.

– Здравствуйте, Израэль.

Отвечать за порядок в Тумстоуне был назначен добродушный человек, больше похожий на клоуна, чем на представителя закона. Вокруг его лысой макушки клочками свисали вьющиеся седые волосы; у него была привычка постоянно снимать шляпу, вытирать брови, а затем аккуратно расправлять оставшиеся пучки волос. Непонятно было, как его тонким кривым ногам удается удерживать этот огромный круглый живот. По всему лицу Израэля проступали красные сосуды, что свидетельствовало о пагубном пристрастии к спиртному. Все же, он хорошо делал свое дело, когда имел охоту работать, но, к сожалению, такое желание появлялось у него крайне редко.

– Вы, наверное, недавно приехали сюда? – спросил Израэль у Кэла с профессиональным интересом.

– Это мой новый управляющий, – сказала Маккензи. – Его зовут Кэл Смит.

– Кэл Смит… – задумчиво повторил Израэль, – Кэл Смит. Кажется, я слышал это имя. Кэл – это Кэлан, Кэлвин, Кейлеб?

– Калифорния, – помог Кэл. Брови Поттса мигом подскочили.

– Что-то такое я припоминаю! Вы случайно не служили в полиции в Юме?

– Нет.

– Калифорния… Где же я слышал это имя? Он наморщил лоб.

– Вспомнил! Вы тот, кто в прошлом году убил старого Мэта Дженкинса в Тусоне?

– Прошу прощения, но в прошлом году я жил в Техасе.

Вдруг от толпы отделился маленький энергичный человечек с аккуратно зачесанными назад седыми волосами и козлиной бородкой. Он вел под руку молодую женщину. Человек дотронулся до своей шляпы.

– Доброе утро, Маккензи; здравствуйте, Израэль.

– Доброе утро, Джон. Доброе утро, Виола, – с улыбкой ответила Маккензи.

Израэль приподнял шляпу перед Виолой и кивнул Джону.

– Прошу прощения, Джон, дамы. Надеюсь, мы еще увидимся. А сейчас я должен вернуться к своим обязанностям. К сожалению, те, кто служит закону, никогда не отдыхают.

Израэль быстро исчез, и Маккензи пришлось знакомить подошедших с Кэлом.

– Калифорния Смит, познакомьтесь с Джоном и Виолой Слотерами. В то время, когда мой отец только начинал на «Лейзи Би», Джон уже имел большое стадо, которое пригнал из Техаса. Он владелец ранчо «Сан-Бернардино», расположенного возле самой границы.

Мужчины пожали друг другу руки.

– Я слышал о Вас, мистер Слотер, – сказал Кэл.

Улыбаясь, Джон разглядывал Кэла хитрыми проницательными глазками. Джон Слотер был жестоким и опасным человеком, о чем можно было догадаться по его лицу.

– Я тоже кое-что слышал о Вас, Смит. Я помню, что писали газеты в семьдесят втором году, когда Вас освободил генерал Говард – не очень-то искусный дипломат, раз не сумел в один день уговорить Вас вернуться в общество белых людей.

Лицо Кэла сразу стало непроницаемым.

– Это было очень давно.

– Я рад, что Вы сделали правильный выбор.

– Не могу пожаловаться. Виола Слотер улыбнулась Маккензи.

– Маккензи, Вы должны как-нибудь приехать в «Сан-Бернардино» и нанести нам визит. Для женщины моего возраста я веду слишком уединенный образ жизни – мне не с кем даже поговорить! Те женщины, с которыми я встречаюсь, способны беседовать лишь о детях, кулинарных рецептах и вышивании.

– Это не совсем так, дорогая.

– Конечно, Вам следует приехать, – согласился Джон, – и привозите с собой Кэла, – он подмигнул. – Я смогу дать парочку советов о новой хеффордской породе, которую мы пытаемся развести.

– Не сомневаюсь, Вы могли бы посоветовать кое-что дельное, но я уже познакомился с этой породой в Техасе.

Поболтав еще несколько минут, Слотеры проследовали дальше, а Маккензи снова осталась в обществе Кэла. Она погрузилась в мрачное молчание, а Кэл заметил:

– Что-то ты сегодня не в духе. Совсем неподходящее настроение для пикника.

– Мое настроение зависит от тебя и не станет лучше, пока ты не скроешься с моих глаз.

– Ну, тогда я, пожалуй, присоединюсь к Фрэнки и остальным. Я еще ни разу не пробовал мороженого.

Маккензи проводила его ревнивым взглядом. Конечно же, этот мерзавец понимает, что если он пойдет к Фрэнки, ее настроение станет только хуже, чем когда Кэл стоял рядом.

– Здравствуй, Маккензи.

Этого еще не хватало! Маккензи так внимательно следила за удаляющимся Кэлом, что просмотрела приближение Натана Кросби. На нем, как обычно, были пыльные хлопчатобумажные брюки и несвежая рубашка, грязная бесформенная шляпа съехала на лоб до самых бровей.

– Отдыхаете от гадостей? – спросила Маккензи с ледяной любезностью.

– Надеюсь, ты не думаешь, что то происшествие было специально подстроено мной? Такие вещи часто случаются. Я полагал, что тебе это давно известно.

– Мы оба прекрасно понимаем, что твой скот далеко не случайно проломил мой забор и испортил мой пруд. Не очень-то наезжай на меня, Натан!

Он пожал плечами.

– Это жестокий бизнес в суровой стране. В нем нет места женщине, потому что даже с мужчиной могут случиться всякие неприятности.

– Ты уже говорил об этом.

– Джефф Морган рассказал мне интересные вещи о твоем новом управляющем.

Маккензи непонимающе взглянула на него – Кроссби снисходительно улыбнулся.

– Теперь Морган работает у меня. Несмотря на дурацкую ногу он мне здорово пригодится. Он рассказал мне об этом светловолосом парне, недавно нагрубившем Овермайеру. Рассказал все, что ему было известно.

Маккензи была скорее огорчена, чем напугана предательством Джеффа. Она знала, что Морган разозлился на нее, но не предполагала, что он сможет перейти на сторону врага.

– Такой хорошенькой женщине, как ты, не стоит связываться с опасными людьми вроде Калифорнии Смита. Он может поставить тебя в крайне неловкое положение.

Издевательский тон Натана указывал на то, что Джефф и в самом деле рассказал все – не только о предполагаемом участии Кэла в налете на «Лейзи Би», но и об участии в появлении Фрэнки. Маккензи выругалась про себя.

– Ты лучше бы подумал о том, в какое положение ставишь себя, Натан. Калифорния Смит считает, что вложил слишком много сил в «Лейзи Би», чтобы ранчо процветало. Он не собирается мириться с твоими выходками. Тебе следует хорошенько подумать, прежде чем тягаться с ним.

– А теперь послушай меня, Маккензи. Не стоит так волноваться! Я решил сделать тебе щедрый подарок – я дам много денег за «Лейзи Би», их хватит для того, чтобы уехать далеко на восток и поселиться в хорошем доме; и ты, и Андалусия будете не в обиде. Подцепишь себе муженька… – он самодовольно ухмыльнулся. – В конце концов, там никто не узнает, от кого ты родила ребенка.

– «Лейзи Би» не продается, – сухо сказала Маккензи, – и твои угрозы меня не пугают.

– На твоем месте я не стал бы возлагать больших надежд на этого Смита. Вспомни, что произошло с твоим папой.

– Кэл не имел никакого отношения к тому, что случилось с моим отцом, – отчеканила Маккензи.

Но слова Натана не пропали даром. Маккензи и так уже задумывалась об огромном влиянии Кэла: ковбои полностью подчиняются ему; Лу, Фрэнки и Эймос без ума от него; даже сама она защищала Кэла перед Джеффом Морганом и Натаном Кроссби. На какое-то мгновение Маккензи захотелось согласиться с предложением Кроссби – тогда Кэл навсегда уйдет из ее жизни, но желание отца…

«Здесь я останусь навсегда», – эти слова Фрэнк Батлер написал своей дочери в письме, когда только поселился на «Лейзи Би».

«Это то, что останется после меня и перейдет к тебе, а потом к твоим детям». Как могла Маккензи позволить этому подлецу Кроссби уничтожить мечту отца?

– Подумай, Маккензи. Предложение все еще в силе. Какое-то возбуждение в толпе спасло Маккензи от продолжения разговора, который тяготил ее. Послышались какие-то крики, заглушившие веселую болтовню гуляющих. Внезапно раздался и тут же смолк резкий визг. Толпа, включая Натана и Маккензи, ринулась к месту происшествия.

Натан задрал голову повыше, чтобы хоть что-то увидеть. Это ему удалось, и на губах Кроссби заиграла противная улыбочка. Повернувшись к Маккензи, он заявил:

– Если ты приняла решение и не собираешься покидать ранчо, то лучше найди кого-нибудь, кто сможет справиться с твоими разбойниками. У меня сложилось впечатление, что твой Смит скорее способен устраивать драки, чем прекращать их.