"Вера Панова. Евдокия" - читать интересную книгу автора

шумел поток, светало... Вдруг забарабанили в дверь. Евдокия вскочила,
Евдоким не пустил ее:
- Я сам.
Тяжелой походкой он пошел отворять. Она - за ним; и выглянула из-под
его руки. Ватага парней стояла на улице среди луж. Парни молчали, и Евдоким
молчал. Какой-то паренек в засученных по колено штанах выдвинулся, кинул
папироску в лужу.
- Евдоким Николаич, беда, - сказал он.
- Живой? - спросил Евдоким.
И опять ребята молчали, медленно светлело небо, шумел поток...
Андрей лежал в гробу, и гроб был большой, как для взрослого мужчины!
То, что осталось от его головы, было укрыто кисеей и цветами. Евдокия стояла
в изголовье и все не могла взять в толк, как же это вышло.
Он возвращался с завода, с Кружилихи, поездом - ну да, как всегда. И
товарищи были с ним, и он первый, на ходу, соскочил. Было в нем это
удальство, было! - споткнулся и с размаху полетел лицом о рельс... Его
подобрали с разбитым черепом, явилась скорая помощь, врач сказал, что он
умер, но ребята, что были с ним, не поверили. Они звонили в комитет
комсомола и прокурору, требуя, чтобы их товарища взяли в больницу и лечили.
Только увидев его в мертвецкой, вытянувшегося и застывшего, они поняли, что
помочь нельзя ничем. Всю ночь они бродили по городу под грозой и спорили,
кто пойдет скажет семье. Никто не хотел, наконец решили, что пойдут все.
Он лежал длинный, безликий, совсем взрослый, и взрослые люди говорили о
нем как о равном. Его хоронил завод, за гробом шли старики в старомодных
пиджаках, девушки с венками, дети в красных галстучках. Играл оркестр, несли
тяжелые богатые знамена. Безутешно плакал Шестеркин, и обливалась бурными
слезами Катя.
Евдокия на людях почти не плакала; тихо утешала Шестеркина, уговаривала
Катю. Но, вернувшись домой и увидев на спинке стула его старый пиджачок с
торчащим из кармана изгрызенным карандашиком, - упала головой на стол, и
застонала, и запричитала...
И долго, долго мучили ее Андрюшины вещи, и траурный марш все будто
слышался да слышался, - безжалостно ударяли медные тарелки. А пуще всего
почему-то рвало душу воспоминание, как Евдоким привел его и велел умыть, и
вместо черного, измаранного кровью, нечеловеческого лица к ней обернулось
беленькое, умненькое лицо ребенка...
Может, она виновата? недоглядела? Может, надо было загодя что-то
сделать, что-то ему сказать, чтобы этого не случилось, чтоб он был жив и
здоров? Какое-то придумать слово, предупреждение, которое его уберегло бы?
Не подумала в свое время, нерадивая, упустила. И сейчас уж поздно.

18

Евдокия пошла за покупками и взяла с собой Сашеньку. Она боялась даже
на час оставить его без присмотра, - вырос и такой стал самостоятельный,
озорной, Евдокии день и ночь было за него беспокойно. И, кроме того, красив
стал необыкновенно; Евдокия считала - таких красивых детей больше и нет; она
боялась, как бы его не украли.
Они долго ходили по обувным и мануфактурным магазинам, потом зашли в
кондитерскую и купили пирожное. Сладкое тесто Сашенька съел, а крема не