"Сара Парецки. Горькое лекарство ("Ви.Ай.Варшавски" #4) " - читать интересную книгу автора

Конечно, нашим матерям мы кажемся маленькими. И все-таки мы все - разные
люди.
Я не стала продолжать. Хоть и хотела сказать, что она сделала все
наилучшим образом, но не для Консуэло. Впрочем, если бы Альварадо-старшая и
прислушалась к моим словам, то это было не самое лучшее время для сентенций.
- И почему, почему именно этот ужасный парень? - запричитала она. - Ну
был бы кто-нибудь другой, я бы поняла Консуэло. У нее, что, не было хороших
парней? Такая прелестная, живая, она могла выбрать любого. Любого, кто хотел
бы, хотел бы ее. Но вот вам: она выбрала этого подонка! Этот мусор! Ни
образования. Ни работы. Благодарение Господу Богу, что ее отец не дожил до
этих дней, не увидел все это.
Я ничего не сказала в ответ, зная, что благодарения Богу обернутся
против Консуэло... "Да он бы в гробу перевернулся. Если бы не умер, уж
это-то его бы доконало..." Сие "песнопение" я давно знала наизусть. Бедняжка
Консуэло, в какую она попала передрягу... Мы посидели некоторое время в
полном молчании. Что бы я ни сказала, ничто не утешило бы миссис Альварадо
должным образом.
- А ты хорошо знаешь этого негра, этого доктора? - наконец произнесла
миссис Альварадо. - Он хороший врач?
- Очень! Поверьте, уж раз не удалось привлечь Лотти, то есть доктора
Хершель, то я выбрала бы только его...
Когда Лотти только открыла свою клинику, ее поначалу звали по-испански
"эса юдиа" - "эта еврейка". Ну а потом не иначе как "доктор". Ныне же вся
округа молилась на нее. К ней шли по всяким поводам: детский насморк,
неурядицы на службе, увольнение... По моим предположениям, и Треджьер тоже
станет "доктором".
Он вышел к нам в половине седьмого, сопровождаемый человеком в халате и
священником. Лицо Малькольма посерело от усталости. Он подсел к миссис
Альварадо и очень серьезно посмотрел на нее.
- Это доктор Бургойн, который занимался Консуэло, когда она сюда
поступила, - представил он человека в халате. - Нам не удалось спасти
ребенка. Мы сделали все возможное, но дитя было слишком слабенькое. Не могло
дышать даже с респиратором.
Доктор Бургойн, белокожий, лет тридцати пяти, со слипшимися от пота
черными волосами, не мог справиться с ходившими ходуном желваками. Свою
серую докторскую шапочку он перекладывал из руки в руку.
- Мы подумали, - честно сказал он, что, если бы мы задержали роды, это
причинило бы большой вред вашей дочери.
Мамаша проигнорировала его слова, хотя весьма категорически потребовала
сказать, крестили ли ребенка:
- О да, да, - подтвердил священник. - Меня позвали тотчас же, как ваша
дочь родила ребеночка. Она сама на этом настояла. Мы назвали девочку
Викторией Шарлоттой.
У меня даже сердце екнуло. Кое-какие стародавние суеверия, связанные с
именами и душами, приводят меня в трепет.
Я знала, что это нелепо, но почувствовала непонятную связь с умершей
девочкой. И все оттого, что ребенок носил мое имя.
Священник сел в кресло рядом с миссис Альварадо и взял ее за руку.
- Ваша дочь - храбрая девочка, но она очень расстроена, в частности
тем, что вы будете сердиться на нее. Не могли бы вы пройти к ней и сказать,