"Михаил Парфенов. Один день Дмитрия Александровича и Марьи Тимофеевны (рассказ о простой жизни)" - читать интересную книгу автора

и от бесчинников, что ночами бродят, волкодлаков, пьют молоко прямо из вымени и
кровавят его, за рога потом ведут скотину в лес, там зачинает она от диких
эквивалентов самой себя и несет приплод не годный к нашему сельскому делу и не
подспорный в хозяйстве.

Были еще случаи, что они в поле ее гнали и там жрали овес или вместе с овсом, а
ребенок потом в жатву зайдет - и видит, кости лежат, так ведь дитя малое не
поймет, что это не человечьи, и то-ли расплачется, побежит от того места и не
заметит, как в лес темный прибудет, а там и закружит его - нечисти то живет в
лесу немало, чтоб закружить; то-ли наоборот, несмышленое, в рот потянет кость и
само-же отравится. Тля тоже с колосьев падает, как дождь, ежели потрясти или
случайно задеть. Или клещи, а от них потом не отделаться. Мыли от клещей бабы
ребенка керосином, да решили перекур устроить, все и сгорело, изба вспыхнула,
как береста, и ничего не осталось: вот и отделались от насекомых.

Электричества в деревнях нет, и керосином освещают, а то, что электричка - так
это ведь за холмами, а туда никто не ходит. Бывало и отправляли наряд выяснить,
что ходит по полям и через тоннель, а никто еще не возвращался. Вот и теперь -
зело страшным звук этот от неведомого происходящий мысленным голоском отразился
в сердце брата и сестры. И забыла Марья Тимофеевна про злобу свою, как-то
смягчились черты лица ее, а платочек льняной, что на голове у нее, ветром
прижало к волосам.

Пылающи и холодны уста красавицы. Ее глаза черны и изливают сияние трех солнц.
Ее речи ободряющи и они убивают все живое. Ее мысль радостна и страшна. Кого она
любит, тот не знает ничего иного, но она рвет когтями и жалит, и снабжает сердце
ядом.

День-то был смурный, солнышко не выходило, и не блестели падающие листья, как
бывает на солнце красном все блестит и играет, радуя душу человека и глаз его.
Пес, на немецкий манер прозванный Леонардом, не казал носа своего чуткого из
конуры своей с утра, а был он уже в годах, и каждый раз, когда не выходил,
думали, что его не стало. Только цепь ржавая глухо позванивала, если Леонард в
конуре своей поворачивался, чтобы лечь поудобнее или попить, по этому признаку
определяли его самочувствие. Hочами он ближе к людям стремился, когда в округе
все выло и люди старались не выпускать детей своих из избы. Стремился, а прийти
не мог, ибо через двор пришлось бы идти, но двор - это та-же улица, только
огороженная, а разве для тех, которые ночами везде ходят, плетень - преграда?
Сам он на вид страшным был, щеночком малым упал в мельницу и его всего порубило,
нельзя понять, где морда, и где хвост его, и есть ли вообще хвост у пса. Hе
понимало животное, что могло бы пугать ходить ночами кричащих и села от них
очищать, за что бы ему многие, наверно, были благодарны.

Марья Тимофеевна с нежностью посмотрела на мохнатую морду, что безвольно
вывалилась из конуры. Дмитрий Александрович проследил за ее взглядом и улыбнулся
светлой, наивной улыбкой. В такие минуты он понимал, какое доброе сердце у его
сестры, что она всякое существо с готовностью на груди своей согреть быть, и нет
в ней жестокости, только тяжкая доля сделала ее немного грубой, но под
суровостью лица по-прежнему таится душа тонкая и благородная.