"Еремей Парнов. Александрийская гемма" - читать интересную книгу автора

работает, каникулы у них теперь.
- Каникулы-каникулы, - протянул нараспев следователь. - Вот она,
жизнь человечья. Жена умерла, дети разъехались по заграницам, и остался
мужик в полном одиночестве. - Он сочувственно поцокал языком, покосившись
на мумию в застиранном платочке, безучастно дремавшую под рябиной. - Со
Степановной, как я вижу, не очень-то поговоришь... Студенты там, аспиранты
всякие не навещают?
- Кто их знает. Может, и навещают.
- В мое время не забывали учителей, - посочувствовал пожилой
представитель прокуратуры. - Это теперь никому ни до кого дела нет... Но
где же наш старший инспектор? - Он нетерпеливо взглянул на часы. - Чего
копается? Дело ведь явно не рядовое...
- Может, оттого и копается, что не рядовое, - заметил Крелин.
Люсин между тем обошел дом кругом, окончательно убедившись, что
пристрастия его хозяина были далеки от традиционных.
В непосредственном соседстве со штамбовыми розами изобильно
произрастал, растопырив колючие листья, чертополох, кусты бузины
чередовались с волчьей ягодой и дурманом. На узких, высоко приподнятых над
поверхностью грядках вместо моркови и огурцов золотились звездочки
зверобоя, качались скромные головки тысячелистника. Среди ошарашивающего
разнообразия Люсин распознал валерьяну и донник, душицу и мяту, девясил,
шалфей и горец. Пятачки целины, оставленные под первозданный подорожник,
пастушью сумку и коровяк, надменно покачивавший желтыми стрелами крупных
соцветий, чередовались огороженными проволокой квадратами, где, как
рептилии в террариуме, зловеще наливались ядом зонтики леха, метелки
эфедры, вороний глаз, белена. Лишь обладая поистине нездоровой фантазией,
можно было высадить на клумбах ревень заодно с вероникой, календулой и
полынью... Сад отрав, огород целебных кореньев и приворотных зелий...
Что ж, рассудил Люсин, каждый волен выращивать на своей земле, что
душа пожелает, в том числе и столь экстравагантные культуры. Благо хозяин
- профессор, доктор наук и, очевидно, съел на этом деле собаку. Токи
воздуха перетекали запахами медуницы, прохладой аниса, щекочущей в горле
истомой прелой листвы - до сладостной печали, до горячего прилива, до
слез. Теперь Люсин почти наверняка знал, что не ошибся в предчувствии,
когда, затворив за собой калитку, увидел геральдический цветок
чертополоха, смоляную вагонку за ним и блики света, как на креповых
лентах.
- Хотел бы я знать, зачем ему понадобилось так выкрасить дом! - не
удержался он от невольного восклицания. И, словно устыдившись, что будет
услышан, взглянул на часы и поспешил выбраться на тропку. Его погружение в
омут снов и вещих ощущений длилось чуть более получаса, и он подивился
тому, как стремительно летит время.
- Ну что, товарищи, - спросил с наигранной бодростью, присоединившись
к остальным. - Заглянем внутрь?
- Давно пора, - попенял ему следователь Гуров. - Дело к вечеру идет,
а у нас еще непочатый край.
- Так уж и непочатый, - лукаво прищурился Люсин. - Не скажите, Борис
Платонович, кое-что я все-таки углядел.
- Хотелось бы знать, что именно. - Следователь вновь не удержался от
шпильки. - Просто так, для порядка, знаете ли...