"Еремей Парнов. В год "Башни солнца"" - читать интересную книгу автора

"фантастическими" традициями, как Япония. Советский читатель познакомился с
фантастическими новеллами Уэда Акинари (1734-1809) "Луна в тумане",
великолепной повестью о привидениях "Пионовый фонарь" Санъютэя Энтё
(1839-1900) и повестью Акутагавы Рюноскэ "В стране водяных", написанной в
1926 году. Хорошо знакомо нашему читателю и творчество выдающегося
современного фантаста Кобо Абэ ("Четвертый ледниковый период", "Женщина в
песках", "Чужое лицо").
В японской фантастике, на первый взгляд, сравнительно легко различить
течения, характерные для фантастики европейской. Тут и готический роман с
привидениями, где сверхъестественное на поверку оказывается реальным, и
странная тревожная фантастика, граничащая с иррациональным, близкая к Кафке
и "Поминкам по Финнегану" Джойса, и тонкая акварель, вся сделанная на одном
дыхании, подобно некоторым рассказам Брэдбери, и почти классический
роман-предупреждение. Но это только внешняя сторона. Как "Пионовый фонарь"
ничего общего не имеет с "романами ужасов" Анны Радклифф, так и "Четвертый
ледниковый период" - явление чисто японское. Как, приходя с работы, японец
меняет европейский костюм, ботинки и галстук на кимоно и соломенные
сандалии, так и атмосфера исследовательского института, американизированные
отношения, сигареты и виски являются только внешним обрамлением для романов
Кобо Абэ. Истинные отношения героев, их мораль, взгляды на жизнь, смерть и
любовь, то есть все то, из чего слагается душа человека, совсем иные, чем
это может показаться при беглом знакомстве. И ключ к ним - японская
классика, японская культура, японский характер.
Но Кобо Абэ отнюдь не традиционалист, искусно замаскировавшийся под
англизированного новатора. Он действительно новатор, в том числе и в научной
фантастике. Ведь, к примеру, конфликт "Четвертого ледникового периода"
выходит далеко за рамки конфликтов его героев. Это не частная проблема, даже
не узко японская проблема. Кобо Абэ исследует вопрос общемирового значения.
Если его коротко сформулировать, он звучит так: "Готовы ли люди к встрече с
будущим?"
Как и всякая другая литература, японская фантастика далеко не
равноценна. Рядом с такими тонкими мастерами, как Сакё Комацу, работают и
писатели, рабски подражающие западной фантастике. Причем многие из них
подражают лучшим ее образцам, но все равно, перенесенные на японскую почву,
типично американские сюжеты выглядят чужими аляповатыми цветами, слишком
яркими для нежно-зеленых полутонов долин и синих контуров сопок, повторяющих
классические очертания Фудзи. Столь же чужда или, быть может, нова для
Японии принятая в Европе стилизация восточной ориенталистики. "Корабль
сокровищ" и "Рационалист" Синити Хоси, пожалуй, наиболее характерные образцы
этого течения.
Японию по справедливости можно назвать "четвертой фантастической
державой". Фантастическая литература Японии богата и разнообразна. Часто
встречаются чисто традиционные произведения, навеянные богатым опытом
волшебных повествований средневековья. Впрочем, даже авангардистские
произведения тоже окрашены национальным колоритом. Но много и таких
произведении, которые напоминают о Японии лишь именами своих героев. Влияние
англо-американской фантастики явно чувствуется и в рассказах Синити Хоси и у
Таку Маюмура ("Приказ о прекращении работ"). Сами по себе это очень
неплохие, умело сделанные вещи. Но манера, идеи да и весь строй
повествования типичны именно для американской фантастики.