"В.Пашинин. У берегов студеного Баренца (Повесть) " - читать интересную книгу автора

тушенки съели, из консервных жестянок склепали желоб и отвели свой "нарзан"
прямо в речку, чтоб не смердил под носом. Очень уж вредный и едкий попался
источник.
Нары, застланные сухим рыжим ягелем, стояли в глубине полукругом. Прямо
над ними висела школьная карта европейской части СССР. На ней, отмеченная
красными флажками, вилась линия фронта.
Район Мурманска был замусолен и протерт до дыры. То один солдат, то
другой время от времени подходил к карте и, уткнув палец в северо-запад
Кольского полуострова, впадал в оцепенение.
До Берлина, до европейских столиц высчитывал он свой путь и обратно -
до какой-нибудь деревни Поповки или Грибановки, затерявшейся в глубине
России...
На осклизлых стенах горели коптилки из гильз. В центре землянки почти
всегда жарко топилась большая круглая печь, сделанная из бочки для бензина.
Около нее в красных отблесках пламени неустанно корпели ротные
мастера-самоучки.
Любой вражеский самолет, сбитый поблизости, они с трудолюбием муравьев
и проворством непостижимым обдирали до остова. Из алюминия лили ложки с
черенками-рыбками и человечьими фигурками, вытачивали махорочницы,
отшлифованные до зеркального блеска и украшенные гравировкой с сюжетом на
военные темы.
Плексиглас шел на цветные наборные ручки к трофейным ножевым штыкам и
финкам, а с лета сорок третьего - и на орденские планки, производство
которых с каждым днем разворачивалось все шире.
Своих самолетов не трогали. Сгоревших летчиков вытаскивали из кабин,
вытаскивали даже с нейтралки, под огнем врага, и с воинскими почестями
передавали их боевым товарищам. Комиссии ВВС часто бывали в роте...
Так, в беде и горе, познакомились разведчики со многими пилотами. Когда
в небе завязывался воздушный бой, тотчас высыпали на склон сопки и с
замиранием сердца следили за действиями друзей. Своих узнавали по полету.
Случалось, неделю, а то и две мирно и тихо текла жизнь разведчиков.
Дрались в небе. Вела дуэль артиллерия, а у них на высотке было все спокойно.
В каменном сараюшке жевала комбикорм каурая лошадка. Бродили неподалеку
олени, тоже приписанные к транспорту роты...
На них, оленей, давно махнули рукой. Ни овса, ни сена, ни даже хлеба
они не ели, в стойле таяли на глазах, и нужно было отпускать их за ягелем в
тундру. К осени и того хуже - кроткие, похожие на очень рогатых телят,
животные сатанели. С налившимися кровью глазами бросались на людей и дико
ревели. Это у них начинался гон, и пропади пропадом такой транспорт -
связываться с оленями никто не хотел, а прирезать на мясо было жалко.
Все-таки своя скотина, да и рыбы хватало по горло.
После каждого артналета она плавала в озерках белым брюхом кверху, и ее
все равно надо было вылавливать, чтобы не тухла.
Правда, такую рыбу не очень любили, морщились, как завзятые гурманы: "с
душком"... Куда ценнее считался пусть даже скрюченный, с таракана, ершонок,
но все же пойманный на удочку или мормышку. Это была настоящая рыба!
Иногда, в часы долгого затишья, что-то вдруг находило на командира роты
старшего лейтенанта Жданова.
- Заелись! - осмотрев на утренней поверке строй и напустив на себя
грозный вид, кричал он. - Кому война, а вам бы все жевать да дремать! Хуже