"Джеймс Паттерсон. Четверо слепых мышат" - читать интересную книгу автора

по-прежнему. И сейчас, как и тогда, они были лучшими в своем деле.
Старки был у них предводителем - так же как и во Вьетнаме. Он был
самым умелым и сообразительным, самым безжалостным и жестоким. За прошедшие
годы внешне он мало изменился. Старки было шестьдесят один год, его талия
составляла тридцать три дюйма <1 дюйм составляет 2,54 см.>, а загорелое,
обветренное лицо больше пристало сорокапятилетнему мужчине. Светлые волосы
были теперь слегка тронуты сединой, словно присолены. Смеялся он не часто,
но уж когда случалось - то так заразительно, что остальные обычно смеялись
вместе с ним.
Браунли Харрис, приземистый крепыш, ростом пять футов <1 фут равен
30,5 см.> восемь дюймов, обладал, однако, на удивление подтянутой фигурой -
для своего пятидесяти одного года и того количества пива, что он выпивал. У
него были глаза с тяжелыми веками и густыми, косматыми бровями, практически
сросшимися у переносицы. Сохранявшие черноту волосы, в которых кое-где
проблескивала седина, он стриг на военный манер коротко, хотя и не ежиком.
Уоррен - "малыш Гриффин" - был самым младшим в группе и вместе с тем
самым импульсивным. Он смотрел снизу вверх на обоих своих партнеров,
особенно на Старки. В долговязом Гриффине было метр девяносто, и многие,
особенно пожилые женщины, находили в нем сходство с фолк-рок певцом
Джеймсом Тейлором. Его светлые, соломенного оттенка, волосы свисали, редея
на макушке.
- А мне в общем-то нравится старина Ганнибал-каннибал, - сказал
Гриффин, когда они вошли в логово. - Особенно теперь, когда там, в
Голливуде, решили, что он хороший парень. Убивает только тех, у кого плохие
манеры или кто плохо разбирается в изящных искусствах. Хм, что же тут
плохого?
- Подписываюсь, - сказал Харрис.
Старки запер дверь комнаты, потом вставил в видеоплейер обычную черную
кассету. Он любил их логово, с его обитыми кожей зрительскими креслами,
тридцатишестидюймовым телевизором марки "Филипс" и целым арсеналом
видеокассет, расставленных в хронологическом порядке.
- Сеанс начинается, - объявил Старки. - Погасите свет. Первая картина
представляла собой подрагивающее изображение, заснятое любительской ручной
камерой. Снимавший приближался к маленькому, заурядного вида дому из
красного кирпича. Затем в поле зрения появился второй человек. Оператор
подходил к дому все ближе, пока объектив не уперся в грязное, засиженное
мухами венецианское окно, за которым просматривалась гостиная. В комнате
находились три женщины, весело болтающие и смеющиеся в интимной, дружеской
обстановке, абсолютно не подозревающие, что за ними следят трое
незнакомцев, да еще снимают на пленку.
- Заметьте, что начальная сцена снята одним долгим планом, без
обрыва, - сказал Харрис. - Кинооператор - гений, хоть и неудобно говорить
такое о себе самом.
- Угу, ты мастер что надо, - согласился Гриффин. - Должно быть, в тебе
пропадает талант.
Женщины - с виду им было лет по тридцать пять - теперь были отчетливо
видны сквозь стекло. Они пили белое вино и беззаботно смеялись, от души
наслаждаясь своим девичником. Они были одеты в шорты - да это и понятно:
красивые ноги заслуживали того, чтобы их демонстрировать. Барбара Грин
вытянула ногу и дотянулась до кончиков пальцев, словно бы нарочно