"Пауэлл Толмидж. Цветы на могиле" - читать интересную книгу автора

Морин - женщина умная и веселая. Хотя у неё и есть один мелкий изъян -
лютая ненависть к мелочам, - который дает о себе знать всякий раз, когда
Морин хлопочет по хозяйству. Есть у неё и крупный недостаток (если на свете
найдется беспристрастный судия). Он заключается в том, что Морин жизнь не
мила, если никто не обращает на неё внимания.
Она не жеманна и не кокетлива, но если уж входит в комнату, будьте
любезны тотчас же заметить её и отдать должное. Что это - актерская душа?
Возможно. Хотя я склонен думать, что таким образом Морин борется с глубоко
укоренившимся в её натуре чувством неуверенности.
Мимо промелькнули первые фонарные столбы на городской окраине,
движение сделалось более оживленным. Вцепившись в руль так, что у меня
заболели пальцы, и с ловкостью заправского таксиста лавируя в потоке машин,
я пересек город и свернул в наш жилой район, который называется Мид-Парк.
Наступила полночь, дождь полил сильнее. Кое-где в новеньких уютных
домах, обрамленных зелеными лужайками, светились окна. Я свернул на бульвар
Таррант. Наш дом стоял в середине квартала. В гостиной горел свет, под
навесом стояла наша машина. Я остановил служебную легковушку позади
зеленого седана и, откинувшись на спинку сиденья, несколько секунд
разглядывал машину и освещенные окна дома. Потом вылез, поднял воротник
дождевика и бегом пересек лужайку. Парадная дверь была не заперта. Я
распахнул её, почти уверенный, что увижу Морин, которая, как обычно,
поднимется из кресла мне навстречу. Но в гостиной никого не было.
- Морин! - позвал я.
Тишина начала оживать. Казалось, пустому дому больно и обидно, что
его бросили безо всякого присмотра. Я быстро обыскал первый этаж, потом
взлетел наверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки разом. Сердце
мое бешено колотилось. В спальне тоже никого не было. Тогда я ринулся в
комнату дочери. Мне не удалось сразу открыть дверь: я слишком ослаб.
Пришлось подождать несколько секунд, собираясь с силами и прислушиваясь к
своему громкому дыханию. Наконец я сумел повернуть дверную ручку и зажечь
свет.
Пенни мирно спала в своей кроватке, обхватив одной рукой исполинскую
плюшевую панду. Она заворочалась, вздохнула и принялась сладко посапывать.
Вытирая руки и лицо, я снова спустился вниз. Когда я вошел в
гостиную, носовой платок можно было выжимать.
Сейчас главное - не расклеиться и попытаться что-нибудь придумать. Я
закурил сигарету и заставил себя успокоиться. Бросая в пепельницу спичку, я
вдруг заметил окурок и взял его. Он был ещё мягкий и влажный: сигарету
загасили совсем недавно. На окурке не было губной помады, значит, курила не
Морин. Наверное, какой-то мужчина.
Я удержался и не раскрыл рта, но мысленно позвал Морин по имени. А
мгновение спустя очутился у парадной двери и ощутил прикосновение мокрой
мглы к лицу. Морин могла просто куда-то выйти. Едва ли в такую ночь она
отправится в дальний путь, не взяв машину и оставив Пенни одну в доме.
Во всех соседних особняках было темно, и я закрыл дверь. Как и
большинство простых людей, я не очень люблю обращаться в полицию. Но тут
мне вспомнился глухой и еле слышный голос Морин в телефонной трубке.
Телефон у нас стоит в маленькой нише в прихожей. Я снял трубку,
набрал номер, и вскоре гудки сменились тихим усталым голосом:
- Полиция, пятый участок.