"Константин Паустовский. Приказ по военной школе" - читать интересную книгу автораощущений, ничего хорошего оно не сулило.
- Ну-с, - сказал старичок, - я замечаю, юноши, что ваше раздумье продолжается чересчур долго. Да. Чересчур! Тогда Михайлов покраснел и вызвался сделать вливание. - Мойте руки! - приказал старичок. - По способу Фюрбрингера. Да! Пока Михайлов долго мыл руки по этому способу и замечал, что руки у него начинают дрожать, в перевязочную вошел в халате, накинутом на одно плечо, боец Капустин - тот самый, которому надо было вливать раствор и никотиновую кислоту. Михайлов стоял к нему спиной и слышал до последнего слова весь разговор бойца с хирургом. - Извиняюсь, - сказал боец, как показалось Михайлову, грубым и даже несколько вызывающим голосом. - Уж не курсант ли меня будет колоть? Что я - чучело для обучения штыковому удару? Или что? - А в чем дело? - спросил старичок, роясь в блестящих инструментах. - А в том дело, - ответил боец, - что курсанту я больше не дамся. Один раз кололи - довольно! Не согласен я больше, товарищ хирург! - Ах, так! - услышал Михайлов пронзительный голос старичка и заметил, что руки у него уже не дрожат, а трясутся. - Прошу немедленно успокоиться! Да! Немедленно! Ну, ну, я же сказал - успокоиться! Сегодня будет делать вливание очень опытный курсант. Он его делал уже много раз. Понятно? - Понятно, - мрачно пробормотал боец Капустин. У Михайлова упало сердце. Хирург явно хитрил: Михайлов делал это вливание первый раз в жизни. - А раз понятно, то садись на табурет и молчи, - сказал старичок. - Поговорили - и хватит! Понятно? Первое, что увидел Михайлов, когда обернулся, были колючие, полные страха глаза бойца Капустина, смотревшие в упор на курсанта. После этого Михайлов увидел веснушчатое лицо бойца и его остриженную голову. Все дальнейшее Михайлов делал как во сне. Он сжал зубы, молчал и действовал решительно и быстро. Он наложил жгут. Вены прекрасно вздулись, и страх, что "вена уйдет", пропал. Михайлов взял толстую иглу, остановил страшным напряжением дрожь пальцев и прорвал острием иглы кожу на руке Капустина. Пошла кровь. Попал! Все хорошо! Как будто перестало биться сердце. Потом Михайлов уже ничего не видел, кроме иглы и вздувшейся вены. Неожиданно он услышал тихий смех, но не поднял голову. Поднял он ее только тогда, когда вынул иглу и все было кончено. Смеялся боец Капустин. Он смотрел на Михайлова веселыми глазами и тонко смеялся. Михайлов растерянно оглянулся. Старичок хирург кивал ему головой. Сдержанно улыбались и переглядывались курсанты. Во взглядах их можно было уловить скрытую гордость: вот, мол, знай наших, работают не хуже старых хирургов! - Ну, спасибо, - сказал боец Капустин, встал и потряс руку Михайлову. - Спасибо, друг! Сразу видать, что сто раз делал, не менее. Теперь никому не дамся, только тебе. Спасибо, сынок. Извиняюсь, товарищ хирург! И боец Капустин ушел, размахивая правой рукой, ушел ухмыляясь, и Михайлову даже показалось, что рыжее сияние окружает его стриженую голову. В палате Капустин рассказал об этом случае своему соседу по койке Коноплеву, бывшему полотеру. - Ты у него одного колись, - советовал Капустин. - Сто раз он это |
|
|