"Константин Георгиевич Паустовский. Повесть о лесах (Повесть) " - читать интересную книгу автора

митингам и впервые познакомился с двумя писателями - другом Чехова
стариком Гиляровским, <Дядей Гиляем>, и начинающим писателем-волгарем
Александром Степановичем Яковлевым.
Судорожная жизнь газетных редакций совершенно захватила меня, а
беспокойное и шумное племя журналистов казалось мне наилучшей средой для
писателя.
После Октябрьской революции и переезда Советского правительства в
Москву я часто бывал на заседаниях ЦИКа (в <Метрополе>, в <зале с
фонтаном>), несколько раз слышал Ленина, был свидетелем всех событий в
Москве в то небывалое, молодое и бурное время.
Потом опять скитания по югу страны, снова Киев, служба в Красной
Армии в караульном полку, бои со всякими отпетыми атаманами - Зеленым,
Струком, Червоным ангелом и <Таращанскими хлопцами>.
Киев в то время часто осаждали. Вокруг города почти непрерывно
гремела канонада, и население толком даже не знало, кто пытается захватить
город - петлюровцы, Струк или деникинцы.
Из Киева я уехал в Одессу, начал работать там в газете <Моряк> -
пожалуй, самой оригинальной из всех тогдашних советских газет. Она
печаталась на обороте разноцветных листов от чайных бандеролей и помещала
множество морского материала - от стихов французского поэта и матроса
Тристана Корбьера до первых рассказов Катаева.
Была блокада. Море было пустынно, но, как всегда, прекрасно. В
редакции работало около семидесяти сотрудников, но никто из них не получал
ни копейки гонорара. Платили то дюжиной перламутровых пуговиц, то синькой,
то пачкой черного кубанского табака. Время было голодное и веселое.
В Одессе я впервые попал в среду молодых писателей. Среди сотрудников
<Моряка> были Катаев, Ильф, Багрицкий, Шенгели, Лев Славин, Бабель, Андрей
Соболь, Семен Кирсанов и даже престарелый писатель Юшкевич. Мы смотрели на
него, как на реликвию.
В Одессе я жил в полуразрушенной дворницкой на Ланжероне, у самого
моря, и много писал, но еще не печатался. Вернее, не позволял себе
печататься, считая, что еще не добился умения овладевать любым материалом
и жанром. Эту способность я считал в то время главным признаком
писательской зрелости.
Вскоре мною снова овладела <муза дальних странствий>. Я уехал из
Одессы, жил в Сухуми - тогда еще очень провинциальном городке, в Батуми с
его тяжелыми теплыми ливнями, в Тбилиси, был в Эривани, Баку и Джульфе,
пока, наконец, не вернулся в Москву.
Несколько лет я работал в Москве редактором РОСТА и уже начал время
от времени печататься. Первой моей книгой был сборник рассказов <Встречные
корабли>.
Летом 1932 года я задумал написать книгу об уничтожении пустынь,
объехал все берега Каспийского моря и, возвратившись, написал повесть
<Кара-Бугаз>. Писал я ее не в Москве, а в Березниках, на Северном Урале,
куда был послан корреспондентом РОСТА.
После выхода в свет <Кара-Бугаза> я оставил службу, и с тех пор
писательство стало моей единственной всепоглощающей, порой мучительной, но
всегда прекрасной и любимой работой.
Примерно в это время я <открыл> для себя под самой Москвой неведомую
и заповедную землю - Мещеру.