"Чезаре Павезе. Прекрасное лето " - читать интересную книгу автора Тут Амелия села на стул в тени занавесей, а Джинии показалось, что она
стоит здесь уже целую вечность, не зная, как себя держать под перекрестным огнем взглядов художника и Амелии. Ей казалось, что художник шутит, но не с ними, а сам с собой; время от времени он бросал несколько слов пристававшей к нему Амелии и все повторял: "Что поделаешь?" Вдруг он, как мячик, отскочил назад и шире раздвинул занавеси. В пустом помещении пахло свежей побелкой и масляной краской. - Мы обливаемся потом, - сказала Амелия, - дайте нам по крайней мере остыть. Верно, Джиния? Между тем Бородач, повернувшись к ним спиной, открывал большие окна, выходившие в небо. Амелия сидела, заложив ногу на ногу, смотрела на художника и смеялась. Перед окном стоял мольберт с холстом, испещренным пятнами красок и следами соскобленных мазков. - Когда же и работать, как не сейчас, пока еще светло? - сказала Амелия. - Держу пари, вы собираетесь изменить мне с другой натурщицей. - Я со всеми тебе изменяю! - крикнул художник, который, низко наклонившись, рылся в ящике под мольбертом и выбрасывал оттуда листы, коробки, кисти. - Думаешь, ты лучше дерева или лошади? Я работаю, даже когда гуляю, ты что думаешь? Амелия вскочила со стула, сняла шляпку и подмигнула Джинии. - Почему бы вам не сделать набросок с моей подруги? - сказала она со смехом. - Она еще никогда никому не позировала. Художник обернулся. - Этим я и собираюсь заняться, - сказал он. - Меня заинтересовало выражение ее лица. склонив голову набок, поглаживая бороду и щурясь, как кот. Джиния стояла посреди комнаты и не осмеливалась пошевелиться. Потом он велел ей стать ближе к свету и, не спуская с нее глаз, положил на мольберт лист бумаги и начал рисовать. В небе вырисовывались крыши домов и желтое облако. Джиния с бьющимся сердцем уставилась на это облако и, хотя слышала, как Амелия что-то говорила, ходила по комнате, сморкалась, ни разу даже не взглянула на нее. Когда Амелия позвала ее посмотреть на рисунок, Джинии пришлось прикрыть глаза, чтобы свыкнуться с полутьмой. Потом она медленно наклонилась над листом и узнала свою шляпку, но лицо показалось ей чужим - бесчувственным, как у спящей, а рот открыт, словно девушка па рисунке говорила во сне. - Вот задача, - говорил Бородач, - тебя в самом деле никто никогда не рисовал? Он заставил ее снять шляпку и сказал, чтобы она села и о чем-нибудь разговаривала с Амелией. И вот они сидели и смотрели друг на дружку, сдерживая разбиравший их смех, а художник заполнял набросками один лист за другим. Амелия держалась свободно и говорила Джинии, боявшейся пошевелиться, чтобы она не думала о своей позе. - Вот задача, - опять сказал Бородач, искоса глядя на Джинию, - можно подумать, что девственный профиль расплывчат. Джиния спросила у Амелии, будет ли она позировать, и та громко сказала: - Сегодня он заинтересовался тобой и теперь уж от тебя не отступится. Они поговорили о том, о сем, а потом Джиния спросила у Амелии, нельзя ли взглянуть на ее портреты, нарисованные в предыдущие дни. Амелия встала, направилась в глубину комнаты, принесла оттуда папку, |
|
|