"Чезаре Павезе. Прекрасное лето " - читать интересную книгу автора

Тут Амелия села на стул в тени занавесей, а Джинии показалось, что она
стоит здесь уже целую вечность, не зная, как себя держать под перекрестным
огнем взглядов художника и Амелии. Ей казалось, что художник шутит, но не с
ними, а сам с собой; время от времени он бросал несколько слов пристававшей
к нему Амелии и все повторял: "Что поделаешь?" Вдруг он, как мячик, отскочил
назад и шире раздвинул занавеси. В пустом помещении пахло свежей побелкой и
масляной краской.
- Мы обливаемся потом, - сказала Амелия, - дайте нам по крайней мере
остыть. Верно, Джиния?
Между тем Бородач, повернувшись к ним спиной, открывал большие окна,
выходившие в небо. Амелия сидела, заложив ногу на ногу, смотрела на
художника и смеялась. Перед окном стоял мольберт с холстом, испещренным
пятнами красок и следами соскобленных мазков.
- Когда же и работать, как не сейчас, пока еще светло? - сказала
Амелия. - Держу пари, вы собираетесь изменить мне с другой натурщицей.
- Я со всеми тебе изменяю! - крикнул художник, который, низко
наклонившись, рылся в ящике под мольбертом и выбрасывал оттуда листы,
коробки, кисти. - Думаешь, ты лучше дерева или лошади? Я работаю, даже когда
гуляю, ты что думаешь?
Амелия вскочила со стула, сняла шляпку и подмигнула Джинии.
- Почему бы вам не сделать набросок с моей подруги? - сказала она со
смехом. - Она еще никогда никому не позировала.
Художник обернулся.
- Этим я и собираюсь заняться, - сказал он. - Меня заинтересовало
выражение ее лица.
Он начал с карандашом в руке описывать большие круги вокруг Джинии,
склонив голову набок, поглаживая бороду и щурясь, как кот. Джиния стояла
посреди комнаты и не осмеливалась пошевелиться. Потом он велел ей стать
ближе к свету и, не спуская с нее глаз, положил на мольберт лист бумаги и
начал рисовать. В небе вырисовывались крыши домов и желтое облако. Джиния с
бьющимся сердцем уставилась на это облако и, хотя слышала, как Амелия что-то
говорила, ходила по комнате, сморкалась, ни разу даже не взглянула на нее.
Когда Амелия позвала ее посмотреть на рисунок, Джинии пришлось прикрыть
глаза, чтобы свыкнуться с полутьмой. Потом она медленно наклонилась над
листом и узнала свою шляпку, но лицо показалось ей чужим - бесчувственным,
как у спящей, а рот открыт, словно девушка па рисунке говорила во сне.
- Вот задача, - говорил Бородач, - тебя в самом деле никто никогда не
рисовал?
Он заставил ее снять шляпку и сказал, чтобы она села и о чем-нибудь
разговаривала с Амелией. И вот они сидели и смотрели друг на дружку,
сдерживая разбиравший их смех, а художник заполнял набросками один лист за
другим. Амелия держалась свободно и говорила Джинии, боявшейся пошевелиться,
чтобы она не думала о своей позе.
- Вот задача, - опять сказал Бородач, искоса глядя на Джинию, - можно
подумать, что девственный профиль расплывчат.
Джиния спросила у Амелии, будет ли она позировать, и та громко сказала:
- Сегодня он заинтересовался тобой и теперь уж от тебя не отступится.
Они поговорили о том, о сем, а потом Джиния спросила у Амелии, нельзя
ли взглянуть на ее портреты, нарисованные в предыдущие дни.
Амелия встала, направилась в глубину комнаты, принесла оттуда папку,