"Петр Андреевич Павленко. Григорий Сулухия (Рассказ про войну)" - читать интересную книгу автора

- Плохо тебе будет, если ничего не скажешь, - предупредил немец.
- Кому плохо? Мне? Ай, не раздражай меня, говорю тебе. Сволочь, тебе
плохо будет, не мне. Слышишь?
Тут один из солдат, взявших его, с размаху ударил по правой руке
Григория и сжал ее.
- Сволочь! Кого пугаешь? Дай мне винтовку, тогда смотри, что будет. В
глаза я вам наплевал.
- Ты ведь не русский, а грузин, - сказал немец. - Расскажи, что надо,
и мы тебя мучить не будем, а отправим в госпиталь. Мы грузин уважаем.
- Сказать ничего не могу, показать только могу, - запальчиво ответил
Сулухия и левой, здоровой рукой сделал такой жест, от которого лицо немца
побагровело от оскорбления.
- Видал? Нет? Вот все мои сведения.
Тут набросилось на пленного несколько человек. Они сломали ему вторую
руку и, сорвав с него шинель, гимнастерку и белье, стали вырезать на спине
пятиконечную звезду. Быть может, если бы это была первая боль, он застонал
бы или даже вскрикнул. Но он уже с утра привык к боли, а злость помогла
ему держаться, когда он ослабевал. Лоскутья кожи были содраны со спины.
Немец опять спросил, не расскажет ли чего-нибудь пленный.
- Что скажу? Сволочь ты, вот что скажу. Кого пугаешь? Людей не видал,
виришвило!* Думаешь, если ты сказал: грузин уважаю, - так я тебя тоже
уважать буду? Мы люди. Ты кто? Шакал и крыса тебя родили. Ты разве
человек? У маймуна** зад красивей, чем твоя морда. У, заячий выкидыш! Была
бы в моих руках сила, глаза бы у тебя под язык заскочили!
_______________
* В и р и ш в и л о - осел (груз.).
** М а й м у н - обезъяна (груз.).

Сулухия сплюнул и, отвернувшись от немца, оглядел село. Дома из
керченского известняка, с земляными, поросшими густой травой крышами, были
полуразрушены, будто их только что выкопали из земли, как древность.
Несколько насмерть перепуганных жителей жалось у домов. На улицах валялись
обломки танков, коровьи рога, рваная солдатская обувь. Солнце низко стояло
над пожелтевшей степью. Безмолвные, похожие на летучих мышей птицы
бесшумно реяли стаями над единственным уцелевшим деревом в селе. Близился
тихий вечер.
- Ой, дэда, спой теперь обо мне! - прошептал Григорий с глубокой
нежностью. Вспомнился ему похожий вечер у себя дома, когда мать, выйдя к
чинаре, что осеняет их двор своей трепещущей тенью, суровым старческим
голосом запевала какую-нибудь древнюю, всеми забытую и потому свежо
звучащую песню. - Мать, спой теперь обо мне!
- Одумался? Заговорил? - спросил его немец.
- Э, не мешай! - ответил Сулухия почти спокойно.
Все, что умели эти мерзавцы сделать с ним жестокого, мучительного,
они уже сделали. Но и он, Григорий Сулухия, красноармеец двадцати шести
лет из Зугдиди, куда даже птицы прилетают учиться петь, и он исполнил свое
- был тверд, как сталь. А сейчас он хотел остаться наедине с собой, чтобы
взглянуть на прожитое с гордостью.
- Азиат! Спокойно умереть хочешь? Не дам! - прокричал взбешенный
немец.