"Олег Павлов. Степная книга" - читать интересную книгу автора

Мухи улетали, и покачивание, становясь неспешней, рождало в душе, под
ленивую поступь старослужащих тихую грусть.
Усопших нес Сухов, тупо глядя на ладони, в которых покоились они,
укутанные в лопушину.
Поспорив о том, какой ей быть, могилу вырыли штык-ножами наподобие
человечьей. "Во какие! - приговаривал Кадый, укладывая поудобней. - Что надо
ящерки!" - "Хороним ведь как людей, может, и имена дадим? Зойка хоть или
Света?" - "Неее, - протянул Кадыев. - Имя узбекский надо. Пусть Гульчатай
или Акрам будут. Зойка, Светка - так не человек, так собаку свою зови." -
"Что "гульчатай", что "чайник". У вас имена - звук один." - "Эй, зачем
говоришь плохо?" - "Что попусту треплетесь-то! - вмешался Сухов, поднимая
глаза от земли. - У них имена есть: ящерки!" - "Он толково говорит, не нужны
эти имена, дохлым к тому же. Вот если бы они на свет родились..."
Сухов отыскал в кармане пятак и положил в могилу. "Для памяти это..." -
пояснил он. Растоптав сухие комья, ящериц засыпали.
"Негоже, - сказал Сухов, глядя на песчаную гладь. - надо бы холмик
какой или метку. Похоронили ведь, а то мрут, где ни попадя, как мыши...
Ероха, ты хотя бы видал мышь, но не так, чтобы убитую, а которая своей
смертью издохла? - "Не... И где они дохнут? Их же на земле больше людей
будет." - "А они, говорят, своих мертвяков пожирают. Хлебом клянусь, как
издохнет, так и жрут сразу. Это покуда живая - ползай, шурши, а если
преставишься, то захавают и оближутся, твари. Они с голодухи же..." -
"Хорошо, что мне на камень попалась!" - произнес Кадыев украдкой. - "Не то
слово! Все равно бы сдохли. А теперь как люди - в земельку легли." - "Куда
же вы! - остановил Сухов. - Я говорю холмик нужен какой или меточка, не
зазря же землю рыли." - "Да хоть бы ветку воткни! - нашелся Ероха,
протягивая Сухову яблоневую ветвь, которой от мух отмахивался. - Чем не
примета? Она, может, и корни пустит и зацветет." Сухов принял ветвь и,
подумав, вдавил в землю.
"Ты поглубже! - заволновался Ероха. - Чтоб до ящерок дошло, они же как
удобрение будут." - "Земля не примет, - сказал Сухов, вдавливая все же
поглубже." - "А ну как примет! - Ероха спустил штаны и стал оправляться на
ветку - Надо, чтоб попервой не засохла..."
Кто-то из солдат пристал к нему. Заскучав, припустил шаровары и Сухов:
"Тогда и к вечеру наведаем. Этого добра не жалко."



Мировая ночь

Что-то живое заворочалось у Сухова в ноздре, отчего он немедля приутих,
замлел и вдруг чихнул, сколько было страсти, будто и душу вытряхнуть хотел.
Чих был шире ночной мглы, по которой он пронесся раскатисто. Овчарка,
дремавшая на цепи подле постовых ворот, встрепенулась ото сна и залаяла,
удушливо хрипя, бросаясь в аукающую темень, что обступала кругом склад
степной роты, охраняемый ею, а также троицей солдат. Когда овчарка
насытилась злостью своей, лаем, и устало улеглась на место, ничего больше не
боясь, тогда темнота ожила - в ней зашевелились человеческие голоса.
"Вот брехло... Нагнала страху-то!" - продохнул Сухов и утер
расхлябавшийся нос. Биение жизни возвратилось в сердце, будто вспугнутая