"Удар ниже пояса" - читать интересную книгу автора (Ходырев Александр Дмитриевич)

Глава 2

Сидевший за большим полированным письменным столом пожилой человек поморщился. Утреннее солнце, освещавшее до этого только натёртый до блеска пол, добралось и до него. Пожевав губами, он нажал одну из вмонтированных в стол кнопок. Раздалось слабое жужжание, и большое окно закрылось наполовину опустившейся белоснежной шторой.

В большом кабинете снова стало совсем тихо, как будто в нем никого не было. А между тем, кроме хозяина кабинета, здесь был еще один человек. Он стоял сбоку от стола, чуть согнувшись, спокойно и терпеливо дожидаясь приказания или вопроса сидевшего за столом.

Кабинет этот был отделан и обставлен так, как обставлялись кабинеты больших начальников в советское время — дубовые панели, стоящие на когтистых лапах и украшенные резьбой массивный письменный стол и еще более массивный, высокий книжный шкаф, занимающий почти половину стены. Окна, закрытые легкой гармошкой занавески, были обрамлены тяжелыми, зелеными с золотом портьерами.

Но внимательный наблюдатель, если бы его, конечно, пустили сюда, заметил бы и то, что сильно отличало кабинет от ему подобных.

Письменный стол находился не напротив входной двери, а сразу слева от нее. И это, конечно, было странно. Обычно настоящий номенклатурный начальник предпочитает, сидя в своем кресле, наблюдать весь путь любого входящего к нему. И чем больше кабинет, чем длиннее этот путь, тем сильнее входящий проникается значимостью и важностью человека, к которому он приближается и который, сидя за письменным столом, разглядывает его поверх сидящих на носу очков.

Не было у хозяина кабинета и того самого главного, что должно быть у любого мало-мальски значимого начальника. У него не было кресла. Вместо сложного инженерного сооружения, с помощью которого начальник, напряженно работая, одновременно расслабляет свое тело, лечит ишиас, массирует спину и формирует для окружающих имидж динамичного современного руководителя, был стул. Стул, правда, как и все остальное в кабинете, был очень хорош. Ореховый, резной, с безупречной мягкой обивкой. Но стул, а не кресло.

Странным было и то, что здесь не было обязательного для кабинета любого начальника стола для совещаний, окруженного стульями. В просторном, можно даже сказать, полупустом кабинете, кроме стула за письменным столом, вообще не было стульев. Зато вместо этого, прямо в центре кабинета, напротив письменного стола стояло кресло. Необычное, роскошное, громадное кресло. Этакий низкий пухлый полудиван ла одну персону. Видимо, хозяин кабинета и не рассчитывал на то, что он будет принимать здесь более одного человека.

Все это и делало кабинет необычным. А тщательность, даже изысканность его отделки, идеальный порядок и чистота наводили на мысль о том, что вряд ли эта несколько странная обстановка была случайной. Похоже, кто-то специально продумал это все, и, наверное, не один раз.

Между тем сидящий за столом откинулся на спинку стула и, продолжая пристально смотреть на зимний пейзаж, как будто хотел разглядеть там что-то, забарабанил пальцами по столу. Рука у него была сухая, напоминающая лапу хищной птицы. Да и сам он был чем-то похож на большого нахохлившегося ястреба. Нос с горбинкой, странно неподвижные и одновременно внимательные глаза усиливали это сходство. Возраст его определить было трудно. И только желтовато-белая пергаментная кожа на лице и на руках, с заметными пятнами заставляла думать о том, что сидящему за столом уже давно и далеко за шестьдесят. Одет он был в роскошный, даже немного кокетливый тёмно-вишневый халат. Вот только лицо его приятным никак нельзя было назвать — сильно портило впечатление постоянное выражение презрительной брезгливости и подозрительности. Сидящий за столом будто все время видел вокруг себя что-то неприятное и вызывающее беспокойство. И хотя он сам оставался неподвижным, в лице его непрерывно что-то менялось — подергивались губы, кустистые брови, иногда все лицо искажалось вдруг непроизвольной гримасой. Тем более странными на этом лице казались немигающие, широко раскрытые глаза.

Лицо стоявшего рядом, напротив, было совершенно спокойным и неподвижным. Бесстрастное лицо опытного помощника, слуги-секретаря, выражавшее сейчас только почтительное внимание. Заурядное лицо ограниченного, но, видимо, хитрого человека лет пятидесяти. Растущие как-то сильно вперед зубы, довольно длинный нос этому лицу привлекательности не добавляли. Не украшали его фигуру и узкие покатые плечи, непропорционально длинные руки и широкий таз. Одет он был в невзрачный серый костюм, темную рубашку с пестрым галстуком.

Сидящий за столом прервал наконец молчание и, не поворачивая головы, спросил:

— Так что там?

Он говорил надтреснутым, немного гнусавым тенором, медленно, негромко, но очень четко произнося каждое слово, показывая при этом белоснежные ровные зубы. Слова гулко отдавались в просторном кабинете.

— Розовый приехал. Георгий. Вы ему назначили, Аркадий Борисович.

Молчание. После паузы одетый в роскошный халат изрёк:

— Доложи по нему.

Секретарь чуть больше наклонил и так уже вытянутую вперед голову.

— Ничего особенного не выявлено, Аркадий Борисович. Купил новый дом, большой. Старый пока не продал. Занимает деньги.

— Ладно. Больше ничего нет?

— Нет, Аркадий Борисович. Все чисто.

— Как там новый перевозчик, этот, Вадим?

— Осваивается, Аркадий Борисович. Парень толковый.

— Доцент тоже был толковым.

— Ну, этот гораздо сильнее.

Строгий Аркадий Борисович поморщился и вздохнул:

— Ты сказал Георгию про Доцента?

— Все, как вы приказали, Аркадий Борисович.

— Ладно. Пусть заходит.

Через минуту секретарь ввел в кабинет высокого и довольно тучного, респектабельного господина лет около пятидесяти. Одетый в элегантный светлый костюм, изящные легкие туфли, белоснежную сорочку с дорогим галстуком, он держался очень спокойно и непринужденно.

Вошедший прошел мимо стола к креслу и повернулся к сидящему за столом. Глаза их встретились, и взгляд вошедшего натолкнулся на такой пронзительный, резкий, неприятный встречный взгляд, что прочно приклеенная к лицу улыбка моментально сползла. Он отнюдь не первый раз был в этом кабинете, каждый раз готовился, но, внезапно упираясь в эти колючие, неприятные глаза, чувствовал себя совсем не в своей тарелке. Сделав над собой усилие, вошедший вернул на лицо сильно полинявшую улыбку и, поклонившись, отвел взгляд.

— Доброе утро, Аркадий Борисович.

Аркадий Борисович тоже отвел глаза и, не отвечая на приветствие, сказал:

— Садись, Георгий.

Все так же не поворачивая головы, он бросил секретарю:

— Иди, Яков.

Массивный Георгий с некоторым трудом разместился в кресле прямо перед столом, за которым сидел Аркадий Борисович.

И вот тут сразу стало понятно, почему Яков назвал его Розовым. Скорее всего, когда он был помоложе, он был рыжим. С годами волосы не только сильно поредели, но и выцвели, веснушки исчезли. А его нежная кожа, которая никак не хотела загорать, при малейшем напряжении моментально розовела. И в зависимости от степени этого напряжения она могла быть от нежно-розовой до багровой. И еще стала понятной особенность этого кресла. Очень низкое, оно было сделано так, что сидящий неизбежно утопал в нем и откидывался назад. Колени при этом оказывались существенно выше того места, которым, собственно, процесс сидения осуществляется. Так что даже самый рослый гость невольно оказывался полулежащим внизу, прямо под пристальным взглядом находящегося значительно выше хозяина кабинета.

— Я хочу сразу предупредить тебя, — начал Аркадий Борисович. — Это очень важное дело. И провалить его нельзя. Все случайности должны быть исключены. На сто процентов. Ты ответственность свою понимаешь?

У Розового пламенело уже не только лицо, но и высокие залысины и торчащие из белоснежных манжет руки.

— Понимаю. Вполне понимаю, Аркадий Борисович.

Голос Розового был совершенно спокойным. Глаза тоже были спокойными. Только полыхающая кожа не соответствовала этому внешнему спокойствию.

Хозяин кабинета продолжал уже спокойно, без напряжения:

— Повезешь шесть пакетов. Чемодан будет такой же, как в прошлый раз. Перс тебя встретит. — Он вынул из ящика письменного стола конверт и положил на край стола. — Вот паспорт и билеты. Полетишь в субботу, двадцать третьего, Аэрофлотом. Груз пока ещё не готов. Будет в пятницу вечером. Так что ты вещи свои в какую-нибудь сумку собери. Николай заедет за тобой, будет в субботу у твоего дома в шесть тридцать. А ты прямо в машине вещи переложишь в чемодан. Он тебя и в Шереметьеве подстрахует. Вопросы есть?

— Нет, Аркадий Борисович. Все ясно.

Розовый с трудом встал из кресла, в очередной раз сильно покраснев, взял конверт со стола и положил его в карман пиджака.

— Я могу идти, Аркадий Борисович?

— Подожди, Георгий. Да ты сядь, сядь. Или ты торопишься?

— Нет, Аркадий Борисович. Я не тороплюсь.

Розовый снова погрузился в мягкую глубину кресла.

— Ты ведь Доцента хорошо знал?

— Ну, знакомы были.

— Когда его видел в последний раз?

— Месяца два назад.

Кровь отхлынула от щек и лба Розового, и сразу на лице выделились красный нос и воспаленные веки.

— Знаешь, что с ним случилось?

После небольшой паузы слегка осевшим голосом Розовый сказал:

— Да, Яков сказал.

— А причину знаешь?

— Ну, только в общем, Аркадий Борисович.

Аркадий Борисович встал из-за стола и прошелся по кабинету. Совсем небольшого роста и тщедушный, в длинном халате с прямыми плечами, с откинутой назад головой, он выглядел внушительным, даже величественным.

— Он вёз большую партию. И вот ему в голову пришла мысль.

Аркадий Борисович остановился и замолчал, в упор глядя в глаза собеседнику.

— Пришла мысль смыться с этой партией. Он думал, это так легко. — Он снова помолчал. — Он очень просил. Умолял. — Следующая тяжелая пауза, во время которой стоявший Аркадий Борисович буквально сверлил злым взглядом распластавшегося в кресле Розового. — Знаешь о чем?

Потерявший свою авантажность, Розовый покачал головой и прокашлялся:

— Нет.

— Чтоб его пристрелили. Тяжелая смерть у него была. Долго умирал. На глазах у жены и дочки. Их тоже жалко. Но это было нужно.

Снова возникла долгая, гнетущая пауза.

— Он их к матери в деревню отправил. Умник! Думал, не найдём.

Наконец Аркадий Борисович отвел взгляд и снова сел за стол.

— Урок должен быть настоящим. Это просто необходимо. Каждый должен делать свое дело добросовестно. Добросовестно и честно. Мы не можем работать без доверия. Это основа всего.

Снова неприятная пауза.

— Ты меня понял?

— Да.

— Хорошо понял?

— Да, Аркадий Борисович.

— Делай свое дело хорошо и честно. Тогда все будет хорошо. Это я тебе говорю. А мое слово ты знаешь. Знаешь?

Розовый уже совершенно затравленными глазами посмотрел в уставленные на него колючие, иногда казавшиеся совершенно сумасшедшими глаза и невольно сглотнул.

— Да, Аркадий Борисович, знаю, — выдавил он осипшим голосом.

Аркадий Борисович поднялся и, величественно откинув голову, произнес:

— Ну, иди, Георгий. Иди и помни, что я тебе сказал.

И поза, и слова, и даже голос — все вполне соответствовало моменту. Да, это был настоящий, полновластный хозяин. Его так за глаза все и называли — Хозяин. И он, конечно, об этом знал.

Розовый снова с трудом поднялся. Потом, замявшись, он неуверенно кашлянул и потер рукой подбородок.

— Э-э, Аркадий Борисович, просьба у меня есть. Я знаю, это не по правилам, но, может быть, вы всё-таки мне поможете? Нельзя у вас попросить небольшой аванс. Тысяч пять. Просто так получилось, случайно…

Хозяин поднял брови, покачал головой и удивленно, даже укоризненно посмотрел на Розового. Торжественность момента было явно нарушена. Он сморщился и, оставив патетику, заговорил сварливым голосом:

— Жить надо по средствам. Почему у меня такого не бывает? Я все продумываю. Каждый шаг. Со мной случайностей не бывает. — Он вздохнул и опять уперся в Розового взглядом. — Ладно. В порядке исключения. Садись.

Он нажал одну из кнопок в столе и застыл. Розовый снова с трудом расположился в кресле. Ручка двери кабинета беззвучно повернулась, и в комнату протиснулся согбенный Яков. Расхлябанной, скользящей походкой уверенного в себе царедворца он приблизился к столу.

— Феликс дома? — не глядя в его сторону, спросил Аркадий Борисович.

— Он, это… отъехал слегка. В банк. Обещал быть через час примерно.

Хозяин недовольно нахмурился и пожевал губами:

— Ладно, иди.

Дождавшись, пока за Яковом закроется дверь кабинета, он встал, направился к шкафу и, видимо, на что-то нажал. Массивный шкаф, казавшийся монолитной глыбой, легко и беззвучно отодвинулся вдоль стены. Открылся встроенный в стену сейф. Прикрыв собой дверцу сейфа, Хозяин точными, неторопливыми движениями набрал код, взялся за ручку сейфа и повернул ее. И тут…

В тот момент, когда Хозяин начал поворачивать ручку сейфа, ну вот точно именно в этот момент, беззвучно начала поворачиваться ручка двери кабинета. Собственно, ничего особенного в этом не было. Просто Яков что-то хотел доложить шефу, только и всего. Если бы шеф в кабинете был один, Яков обязательно бы предварительно позвонил. Но когда в кабинете был посетитель, ему разрешались войти без доклада.

И вдруг в одну секунду все резко изменилось в этом солидном, спокойном кабинете, где все было таким надежным, основательным и рациональным. Резко и громко прерывисто взвыла сирена, что-то звонко щелкнуло в замке сейфа и одновременно в замке двери кабинета, на окна сверху с лязгом обрушились тяжелые стальные решетки, а сбоку еще и сплошные металлические шторы. Стало совсем темно, только над сейфом зажегся неяркий желтоватый фонарь. Из стены рядом с сейфом быстро и беззвучно выдвинулась высокая, почти до потолка массивная решётка, которая мгновенно под углом уперлась в отодвинутый шкаф, надежно изолировав от всего остального пространства прижатого к сейфу изумленного Аркадия Борисовича, который, похоже, никак не ожидал, что его манипуляции приведут к таким радикальным последствиям.

Не менее изумленный Розовый рванулся было вскочить, но не тут-то было. Кресло, в котором он сидел, как будто ожило. Полукруглые подлокотники мягко, но быстро и с очень большой силой сдвинулись и сделали напрасными все попытки освободить тело из этих объятий. Как будто кто-то сзади и снизу мягко обнял его. И обнял с нечеловеческой силой.

Сирена надрывалась. В небольшие паузы было слышно, как по всему дому на все лады надсаживались ещё и другие сирены, где-то что-то резко звенело, слабо слышны были возгласы и топот ног.

Начавший приходить в себя Хозяин только сейчас понял, что полы его роскошного халата оказались прижатыми краем решетки к стенке шкафа. Притиснутый спиной к решетке, он никак не мог повернуться. Несколько раз дернувшись и осознав тщетность этих попыток, он понял, что свобода в ограниченном пространстве у сейфа, созданном решеткой, требует жертвы. Безумный рев сирены, казалось, мог вывести из себя любого и лишить возможности анализировать и принимать решения, но не Аркадия Борисовича. Не колеблясь, он принял решение, которое было простым, как все гениальное. Он снял халат. Вернее сказать, он вышел из него, оставив большую его часть намертво зажатой решеткой. Исключительные обстоятельства заставили его пожертвовать образом величественного властителя и предстать перед Розовым без халата.

Зрелище это было таким, что у Розового вдруг непроизвольно широко открылся рот и не менее широко — глаза.

Всё в мире относительно. Мужская красота тоже. Кто-то в своё время сказал, что, если от мужчины лошади не шарахаются, значит, он красавец. Аркадий Борисович, несмотря на достаточно преклонный возраст, в своем темно-вишневом халате с накладными плечами, цвет которого хорошо оттенял отдающую в голубое седину его волос и свежеокрашенные ослепительно черные брови, гляделся совсем не плохо. Но вот стоило ему остаться без халата и…

Без своего великолепного халата Аркадий Борисович выглядел просто неприличным, можно даже сказать, скабрезным. В общем, это тело лучше бы никому не показывать. Для этого оно никак не годилось. Тело может быть некрасивым. Но не до такой же степени!

Очень худой и ужасно нескладный, он весь состоял из каких-то выпирающих мослов, покрытых синевато-белой кожей. К тому же тело было каким-то странно волосатым. Черная шерсть росла пучками, необычным образом концентрируясь на груди, животе и плечах. В общем, украшенный ярко-оранжевыми трусами в цветочек, он действительно был зрелищем. И для Розового это было бы смешным, если бы не глаза дергающегося за решеткой Хозяина. В них была уже не только злость и подозрительность. Теперь в них бушевали ярость и ненависть. Ненависть к Розовому, к тем, кто виноват в этой глупой ситуации, к тем, чьи голоса слышались за мощной запертой дверью кабинета. Ко всем.

Освободившись от халата, Аркадий Борисович припал к решетке, ткнул скрюченным пальцем в сторону стола и в паузу завывания сирены крикнул фальцетом:

— Кнопка! Нажми кнопку на столе! Белая кнопка!

Розовый напрягся, пытаясь вырваться из стальных объятий. Мгновенно он стал совершенно пунцовым.

— Я не могу! Кресло не пускает!

Весь обмен информацией шел чрезвычайно напряженно, в короткие паузы оглушающего рева сирены.

Некоторое время Хозяин с искаженным какой-то жуткой гримасой лицом напряженно обдумывал ситуацию. Теперь уже не только его лицо, он весь непрерывно дергался. Да, ситуация была непростой. Массивная дверь только с виду была обычной, деревянной. Внутри была толстенная сталь и очень надежный замок. Решетка на окне того же класса. Так что снаружи в кабинет проникнуть было очень трудно. Единственная возможность прекратить весь этот бедлам — нажать белую кнопку на столе. Все специально было сделано так, чтобы никто не мог отключить систему извне. Надо было что-то придумать. Несмотря на душераздирающий вой сирены.

— Попробуй вместе с креслом! Оно не очень тяжелое.

Розовый послушно согнулся, опустил руки и, обхватив подлокотники, как тисками сжимавшие его, попробовал оторвать кресло вместе с зажатым в нем задом от пола. Кресло действительно оказалось не таким уж тяжелым. Чуть-чуть разогнувшись, Розовый поднял голову, оценивая расстояние, которое он должен был преодолеть.

Конечно, демонический Аркадий Борисович, прыгающий за решеткой, со своими тоненькими ручками и ножками, в этих оранжевых трусах выглядел несерьезно. Но теперь и Розовый тоже выглядел не лучше. Весь согнутый, насколько позволяла его комплекция, с взгромоздившимся на него креслом, багровый от напряжения, он тоже представлял собой впечатляющую картину.

Розовый попытался мелкими шажками, с трудом переставляя ноги, на несколько сантиметров продвинуться к столу. Получилось. Кресло угрожающе раскачивалось над ним при каждом движении. За креслом из пола, как змея, тянулся хвост толстого кабеля. Вот он сделал шаг побольше, и это чуть не привело к потере равновесия. Висящее на нём кресло потащило его вперёд. Если бы он кувырнулся с ним, то самостоятельно бы уже не встал. Изо всех сил он попытался разогнуться, и тут кресло пошло назад, ноги заскользили, и, объединенной массой своего зада и кресла, Розовый грохнулся об пол. От удара кресло чуть не опрокинулось, ноги Розового задрались вверх, в сердце у него что-то екнуло, и в глазах потемнело.

— Давай, давай! Аккуратней только, — подбодрил заточенный за решеткой грозный властитель, сильно напоминающий теперь не то ощипанного попугая, не то какого-то мерзкого паука.

Розовый решил изменить тактику. Он понял, что, если снова повторит попытку передвижения тем же способом, есть риск вообще не добраться до цели. Он уперся ногами в пол и, немного приподняв кресло, подтащил его. Движение было медленным, но зато безопасным.

— Молодец, давай так! — одобрительно крикнул заточенный за решеткой, хотя выражение лица его не изменилось. По крайней мере не изменилось в лучшую сторону, потому что, кроме злости и ненависти, в лице появилось еще и злорадство.

Наконец, совершенно мокрый в своем когда-то элегантном, а теперь безнадежно изжеванном костюме, Розовый допрыгал или, лучше сказать, додергался до края стола.

— Под папкой! Подними зеленую папку! — в очередную паузу прокричал Хозяин.

Они уже как-то приноровились к вою сирены и как будто его не замечали.

Напрягшись, Розовый с трудом дотянулся до лежащей почти в центре стола папки и подтащил ее к себе. Под папкой в столе были две кнопки — белая и зеленая. Он попытался дотянуться до белой, но не смог.

— Аркадий Борисович! А зеленая — это что? Я до белой не дотягиваюсь.

— К чёрту! — завизжал потерявший терпение и остатки пристойности Хозяин. — Это вызов, идиот! Кого тут вызывать? Все и так уже вызваны! Надо белую!

Розовый взял папку, поставил ее на ребро, и после нескольких неудачных попыток ему удалось наконец углом папки надавить на белую кнопку.

Наступившая тишина оглушила. Смолкли звонки и сирены по всему дому. Медленно и бесшумно убрались металлические шторы на окнах, кабинет осветился. Поднялись вверх решетки на окнах, ушла в стену решетка у сейфа. Хозяин взял освободившийся халат и надел его. Облачение в халат восстановило статус кво. Как будто и не было всего это кошмара, всей этой несуразицы и переполоха. Как будто и не было ни оранжевых трусов, ни этого непристойного синеватого тела. Снова в кабинете возник величественный и еще более грозный Хозяин, в глазах которого злости стало больше, чем обычно.

И лишь взмокший, всклокоченный и свекольно-бурый Георгий, вскочивший из кресла сразу же, как только железные объятия разжались, был живым напоминанием только что отгремевших событий.

Хозяин сел за стол и нажал зеленую кнопку. Дверь тут же открылась, и в кабинет быстро вошел тяжело дышащий Яков. Переваливаясь, он прошлепал к столу и остановился в поклоне, стараясь дышать тише.

— В чём дело?

Ввиду неординарности ситуации Хозяин повернул голову и своим жестким, привычно неприятным взглядом вперился в Якова.

С лица Якова напрочь слетело выражение всезнающего умелого царедворца. Сейчас он был напуган и лицо его выражало одновременно страх и угодливость.

— Сейчас, сейчас, Аркадий Борисович. Сейчас Игорь разбирается. Буквально через пару минут.

— А что ты делал перед тем, как система сработала?

Под грозным взглядом Хозяина Яков согнулся ещё больше.

— Я хотел зайти, обратить ваше внимание на то, что Феликс звонил, сказал, что будет минут через двадцать. Только за ручку взялся, она как лязгнет…

Хозяин несколько секунд смотрел на Якова, потом раздраженно вздохнул:

— Пусть Георгий подождет Феликса внизу. Когда Феликс вернется, скажешь, чтобы выдал ему пять штук.

Поглядев на сильно помятого Розового, стоявшего рядом с креслом, он сказал:

— Всё. Я жду звонка оттуда в субботу в четыре помосковскому.

Розовый поклонился:

— До свидания, Аркадий Борисович.

Самообладание уже вернулось к нему. Несмотря на его отнюдь не респектабельный вид, держался он уверенно. И, когда он поднял голову после поклона, что-то промелькнуло в его глазах. Какой-то отблеск, мимолетная веселая искорка. А может, просто показалось это пристально наблюдавшему за ним Хозяину.

Через минуту после ухода Розового вошел Яков и спросил:

— Игоря позвать, Аркадий Борисович? Он ждет.

Хозяин не ответил, продолжая отсутствующим взглядом глядеть перед собой. Яков, тоже понемногу успокаиваясь, не переспрашивая, привычно застыл на своем обычном месте.

Минуты через две Хозяин вдруг неожиданно повернул голову к Якову:

— А что тебе Розовый сказал?

— Да ничего, Аркадий Борисович. Можете проверить.

— Я проверю. А как он тебе показался, когда вышел?

— Да не знаю. Как бы обыкновенным.

— Как бы? Что значит «как бы»?

— Ну, говорят так, Аркадий Борисович.

— А-а, говорят… Так мне не понравился сегодня Розовый. Совсем не понравился. Уж очень уверенный стал. Что-то даже чересчур.

— Да, это у него есть, — с готовностью подхватил Яков, сообразивший, куда клонит Хозяин. — Уж такой важный. Прямо умнее его и нет никого.

— А с чего бы это? Ты как думаешь?

Яков напрягся, моргая и вглядываясь в пугающие его глаза Хозяина.

— Незаменимым стал, — выдавил он из себя наконец.

— Это верно, — одобрительно сказал Хозяин. — А вот нет ли тут чего другого? Ты как думаешь?

Яков напряженно думал и уже вспотел от напряжения.

— Вполне может быть. Данных, чтоб конкретно, нет. Но ведь все может быть. Может, какой другой интерес у него?

— Другой интерес? — Хозяин хмыкнул. — Тебе так показалось?

Яков решил, что отступать уже поздно.

— Да, Аркадий Борисович. Уверен.

— Ага! Тебе, значит, тоже так кажется? Хорошо. А то, думаю, может, я мнительным стал. Нет, значит, так оно и есть.

Тонкие губы Хозяина искривились в усмешке.

— Да и вид у него что-то нездоровый. Помирать собрался, как мне кажется. Я думаю, это его последняя поездка. Свежие силы надо вводить, Яшка. Я завтра новенького хочу посмотреть. Пусть его Лоб привезёт часам к пяти.

— Понял, Аркадий Борисович.

— Круглый здесь уже?

— Да, только что подъехал. Позвать?

— Нет, попозже. Игоря позови. Маленького.

— Ага, сей момент. Здесь он, ждёт.

Вошедшему в кабинет и ставшему на то же место, где до этого стоял Яков, было не больше двадцати пяти. Это был невысокий, довольно плотный, со светлыми курчавыми волосами и темными бровями парень, одетый в клетчатую рубаху навыпуск и черные джинсы. Он явно был испуган. От страха и напряжения на лбу и над верхней губой у него выступали капельки пота, и он непрерывно вытирал их не очень свежим носовым платком.

— Ну? В чем дело? Я слушаю, — резко сказал Хозяин.

— Это случайность, Аркадий Борисович. Невероятная случайность.

— Какая еще случайность! — Голос Хозяина перешёл в фальцет. Он повернул голову и посмотрел на Игоря. Увидев выступающие у того капли пота, Хозяин брезгливо передернулся и отвернулся. — Я же тебе говорил, все должно быть абсолютно надежно. Абсолютно. Я плачу любые деньги и требую именно этого. А ты о какой-то случайности! Тот, кто был до тебя, тоже два раза небрежно сработал. Третьего раза у него уже не было. Понял?

Игорь сглотнул и, прижав руки к груди, умоляюще глядел на Хозяина.

— Разрешите я объясню, Аркадий Борисович.

Хозяин, видимо, уже взял себя в руки. Криво усмехнувшись, он разрешил:

— Попробуй.

— Когда делалась система безопасности, вы определили условие: сейф можно открыть только тогда, когда дверь в кабинет закрыта. При открытии сейфа входная дверь автоматически блокировалась. Это условие реализовано.

— Это я знаю и без тебя, — перебил его Аркадий Борисович. — Я сам все это продумал, я сам, до мельчайших деталей. Почему произошел сбой?

— Не было сбоя, Аркадий Борисович. Получилось так, что открытие сейфа точно совпало с поворотом ручки двери. Один шанс из десяти миллионов. Система, получив такую противоречивую информацию, перешла в состояние тревоги.

Аркадий Борисович нахмурился и забарабанил пальцами по столу.

— Значит, ты хочешь убедить меня, что никто не виноват. Роковая случайность. Если и виноват, то твой предшественник. И ничего не надо делать. Вероятность следующего совпадения слишком мала. Так?

Игорь снова заволновался и вытер пот.

— Не совсем так, Аркадий Борисович. На будущее такую ситуацию можно исключить полностью. Я уже продумал. Надо совместить блокировку двери кабинета с кнопкой механизма движения шкафа. Даже если эти действия совпадут, система реагировать не будет.

— Ха! «Я продумал». Ты раньше должен был думать об этом. До того, а не после. Так как это с тобой в первый раз, я, пожалуй, тебя прощу. Но это в первый и в последний раз. Понял?

— Да, понял, Аркадий Борисович. Только…

— Что «только»?

— Это ведь уже достаточно сложная система. Научно доказано, что не может быть абсолютно надёжных систем.

— Мне наплевать на эти научные доказательства. Я хочу свести все случайности к нулю. И готов за это платить. Ты должен сделать так, чтобы предусмотреть всё. На всякий случай. На всякий! Уяснил?

— Да, Аркадий Борисович.

— Иди.

После ухода Игоря Хозяин откинулся на спинку стула, положив руки на край стола, и долго неподвижно сидел так. Глаза его вдруг потеряли свой блеск и пронзительность и превратились в усталые, мертвые глаза старой птицы. Он и сам стал похож на дряхлого, теряющего силы стервятника. Выражение властности и подозрительности на его лице сменилось бессильной старческой злобой. Он опустил голову и, казалось, задремал. Но через несколько минут глаза его открылись, и тот же странный, почти безумный огонек зажегся в них. Взгляд снова стал сосредоточенным. Посмотрев на стоявшие в углу большие, как шкаф среднего размера, часы, он нажал на кнопку. Услышав, что вошел Яков, он бросил, не поворачиваясь:

— Позови Круглого.

Вошедший в кабинет поклонился и негромко сказал:

— Добрый день, Аркадий Борисович.

— Ну, пока что ничего доброго в нем нет, — вместо ответа недовольным голосом проворчал Хозяин. — Одни проблемы, и все на ровном месте. Садись, Николай.

Выдерживая в своей обычной манере длинную паузу, Хозяин в упор глядел на сидевшего в кресле. В отличие от своего предшественника по креслу, расположившийся в нем Николай, которого до этого Яков и Хозяин называли Круглый, чувствовал себя в кресле намного комфортнее. Он и опустился в него очень легко, без усилий. Движения у него были мягкие и точные. Было видно, что это человек гибкий и сильный. Одет он был в добротный дорогой костюм, но не броско. Лицо его, действительно круглое, было интересным, волевым и умным. Чувствовалось, что это человек сосредоточенный, собранный. Выглядел он лет на тридцать пять — тридцать семь, не больше. Он спокойно выдерживал пронзительный взгляд Хозяина. И лицо его выражало только внимание, доброжелательность и в то же время — силу, холодную спокойную уверенность.

— Розовый в субботу большую партию доставляет, — наконец сказал Хозяин. — Ты сам его проводи. Товар будет здесь в пятницу вечером. Так что ты вечером и приезжай. Переночуешь здесь. А рано утром от сюда двинешь к Розовому. В 6.30 нужно быть у него дома. И сейчас за ним внимательнее посмотри.

— Понял, Аркадий Борисович. Сделаю.

На лице Круглого не отразилось ничего. Он не задал никаких вопросов. Только на мгновение глаза его чуть-чуть сузились.

— Особенно внимательно, понял? Ну, как дела со Слоном?

— Двигаются, Аркадий Борисович. Двоих поставщиков мы теперь точно знаем. Оба из Казахстана. Но у него ещё есть. Таджики. Большая часть товара-то явно оттуда. Вот засечь пока никак не можем. Очень грамотно работают.

— Об этой операции не знает никто. Только я и ты. Если что просочится…

— Я понял. — Лицо Круглого оставалось спокойным. — Яков не знает?

— Я же сказал! — с раздражением воскликнул Хозяин. — Только я и ты.

— Извините, Аркадий Борисович. — Раздражение Хозяина опять никак не отразилось на его лице. — Я думаю, нам надо усилить наблюдение за рейсами от туда. И попробовать поработать в поездах. Здесь-то мы можем ничего не опасаться. Слон к нам претензий иметь не будет.

— Ну, это можно, — после некоторого раздумья согласился Хозяин. — Я поговорю тут с одним человеком. Как бы на предмет нахождения поставщиков. Может, мы так, с разных сторон, и вычислим его людей. Но мы должны знать их всех. Сам понимаешь, оставлять потом никого нельзя. Понимаешь?

— Конечно, Аркадий Борисович. Я думаю, через неделю мы будем знать всех. Вероятность девяносто девять процентов.

— Здесь нужно сто. Понял? Нам потом этот один процент слишком дорого стоить будет. Ну, эти, Ахмед и Коляныч?

— Полная ясность, Аркадий Борисович. Тут точно сто процентов.

— Ладно. Только вот рыбка мелкая. Ну, ничего, всё сгодится. Значит, жду тебя в пятницу вечером. За Розовым внимательно посмотри.

— Понял, Аркадий Борисович.

Круглый легко поднялся из глубины кресла, поклонился и упругим спортивным шагом вышел из кабинета.

Оставшись один, Хозяин тоже встал из-за стола и в возбуждении мелкими шажками прошелся по кабинету. Он что-то напряженно обдумывал, иногда беззвучно шевеля губами. Потом снова сел, достал из стола какую-то папку и стал внимательно ее читать, делая пометки карандашом.