"Удар ниже пояса" - читать интересную книгу автора (Ходырев Александр Дмитриевич)

Глава 6

В понедельник около одиннадцати, после совещания у министра, Ходунов вернулся к себе.

Он прошёл в кабинет через смежную комнату, в которой сидели Валентина Андреевна, связывающая Ходунова с внешним миром, и маленький, тщедушный Болыиов, постоянно уткнувшийся в свой компьютер.

— Валентина Андреевна, Бобров не приезжал?

— Он звонил. Минут двадцать тому назад. Извинялся, сказал, что еще будет звонить. У него там дома какие-то проблемы.

— А то, я смотрю, он уж должен был подъехать. Ну, ладно, я на месте.

Бобров позвонил снова минут через десять.

— Александр Петрович, добрый день.

— Добрый день, Валентин Евгеньевич.

— Я прощу прощения. Мы договаривались, что я подъеду. Но у меня дома тут… Если я во второй половине подъеду?

— Ну, тогда уж в конце. Я к двум часам еду на совещание. Давайте в пять. Вы подготовили обоснование?

— Да, конечно. Все сделал.

— Ну, хорошо. Если вдруг я задержусь, вы это тогда Владимиру Сергеевичу оставьте. Как с отъездом, всё в порядке?

— Да, все нормально. Но я вас все-таки подожду. Так что с пяти я у вас.

— Хорошо, тогда до встречи. А что дома-то?

— Да… Приеду, расскажу.

Завтра Бобров уезжал в Германию. Ещё полгода назад министерство отправило заявку на его двухмесячную стажировку в международном учебном центре. Вопрос решился не сразу. Возникла проблема с возрастом. Но потом все-таки удалось все утрясти. И вот теперь Бобров срочно приводил в порядок все свои дела.

После практически не состоявшегося совещания Ходунов вернулся к себе в начале четвёртого. Настроение, которое резко ухудшилось после очень неприятного разговора с Шутиковым, когда тот сказал, что обнаружил за собой слежку, не стало лучше.

«Надо что-то делать, — прохаживаясь по кабинету, думал Ходунов. — Ну, ладно, до завтра можно подождать. А дальше что? Эта публика такая — от нее можно ожидать чего угодно. Они ведь на все способны. А самое главное — Люда и Маша. — От этой мысли у него перехватывало дыхание. Нет, это даже представить нельзя, что что-то может случиться с его девочками. И он ничего не сможет сделать. У него сжималось что-то внутри и как будто молотом начинала стучать кровь в голове. — Так что же делать? Нет, пока ни одной мало-мальски разумной мысли в голову не приходит. Ладно, все. Надо перестать травить себя попусту. Все, сажусь и работаю».

Работа действительно отвлекла его от тяжелых мыслей. И когда около пяти приехал Бобров, настроение у Ходунова уже было получше.

— Ну, здравствуйте, здравствуйте, Валентин Евгеньевич, — встав из-за стола и встречая Боброва, сказал Ходунов. — Проходите, садитесь. Сначала давайте я посмотрю обоснование. Это сейчас самое главное.

Бобров передал Ходунову несколько листов. Тот, сдвинув брови, несколько минут читал молча.

— А здесь нужна ссылка на конкретный документ. Номер, дата.

— А, это у меня есть. Я просто не хотел загромождать. Чтобы яснее было. Вот, здесь все написано.

— Ну, остальные-то как раз не очень нужны. А вот эта — обязательно. Ну а в целом мне очень нравится. По-моему, убедительно и ясно. Оставляйте мне всё это дело и дискету. Мы с Вольтовым окончательно подредактируем и будем направлять. Все, считайте, что долгов у вас перед нами нет.

— Очень хорошо. А то я уж думал, что не сделаю всего. Столько дел образовалось — просто жуть.

— А что дома-то? Случилось что-нибудь?

— Мама умерла. Вы знаете, ей восемьдесят два года было. Сердце слабое. Ноги сильно болели последнее время. Месяца три уже из дому не выходила. И, казалось бы, мы должны были быть готовы к этому. А вот как случилось, так прямо как обухом по голове.

— Да… Сочувствую вам. — Ходунов вздохнул. — Хотя и говорят, что такая смерть счастливая, но для близких это удар. Даже если человек старый и больной. А когда это случилось?

— В четверг. 29-го. Сын пришел из института часа в три, а она лежит уже мертвая. Врач сказал, что умерла часов в одиннадцать. Был бы кто-нибудь дома, можно было бы хоть «неотложку» вызвать. Вот так… Ну, и, конечно, вы понимаете… Тут уж ни до чего. Вчера вот похоронили. А мне же еще надо собираться, дела висят… В общем, все кувырком. У меня и настроения-то ехать никакого.

— Ну, это, может быть, как раз и неплохо — уехать. Смена обстановки.

— Не знаю, ощущение такое… Как будто я что-то забыл или обязательно забуду. Все как-то напряженно.

— Ничего, это пройдет. Приедете, устроитесь, всё войдет в норму.

— Да, я вам тут презент один небольшой привёз. — Бобров достал из своего видавшего виды портфеля длинную коробку. — Вот, греческий, настоящий. Это оттуда. Брат жены привез. Я-то в этом не очень разбираюсь.

— О, «Метакса». Пять звезд. Отличная вещь. Спасибо большое, Валентин Евгеньевич. Ну, что же, давайте мы его сейчас и попробуем.

Ходунов достал из шкафа две рюмки и тарелку с лежащими на ней початой плиткой шоколада и апельсином.

— Эх, лимончик бы сюда хорошо подошел, ну да ладно. Сойдет и апельсин. Ну, чтобы у вас там все было хорошо. И вообще чтоб было хорошо.

Бобров залпом выпил свою рюмку и, поморщившись, закусил ломтиком апельсина. Ходунов только пригубил и покрутил головой.

— Да, действительно очень хорош. Полная гармония — цвет, вкус, аромат. Вот ни с чем не спутаешь. — Ходунов, прищурив один глаз, посмотрел рюмку на свет. — Квинтэссенция жизни.

— А, по мне, все это одинаково, — махнул рукой Бобров. — Уж лучше чистую. Махнул, и хорошо.

Раздался осторожный стук, и в дверь просунулась круглая, как шар, голова Шутикова.

— Можно, Александр Петрович?

— Конечно, Леонид Павлович. — Ходунов сделал приглашающий жест рукой. — Заходи. Третьим будешь.

— А вы тут рабочего времени не теряете, как я посмотрю. Правильный подход. — Шутиков обрадованно улыбался.

— Ну, у нас повод есть. Даже не повод, а причина. — Ходунов достал из шкафа еще одну рюмку. — Ты в курсе?

— А как же. Я же все бумаги готовил. Причастен.

— Ну, тогда тем более кстати. Что ж, Валентин Евгеньевич, чтоб движение вверх не останавливалось.

— Ну, только не слишком высоко, — расплылся в улыбке Шутиков. — Нечего нам с тобой там делать, Валя. Давай, чтоб всё было хорошо.

— Да мы уже за это только что выпили, — засмеялся Бобров.

— Ничего, — уверенно сказал Шутиков, — за это не грех и еще раз выпить. Поехали.

Бобров снова, не разбирая ни вкуса, ни запаха, опрокинул в рот содержимое рюмки, закусил и поднялся.

— Хорошо у вас, но, к сожалению, надо бежать. Так что извините.

— Да, конечно, понятно. До встречи. — Ходунов пожал руку Боброву.

— Ты когда у себя будешь? — спросил Бобров Шутикова.

— Да, я думаю, ненадолго. Минут через пятнадцать буду у себя.

— Тогда я не прощаюсь. Я в бухгалтерию, а потом к тебе.

Дождавшись, когда за Бобровым закрылась дверь, Шутиков, сразу посерьезнев, понизив голос, сказал:

— Следят. Я тут, пока ты был на совещании, приятелю звонил. Туда, на работу. Я тебе говорил, мы с ним сегодня встречаемся. Он живет совсем рядом, так что встретимся просто на улице. Договорились мы с ним ещё в пятницу вечером. И тогда я звонил из дома. Чёрт его знает, может, они уже тогда меня прослушивали? В общем, решил сегодня позвонить. Ну, напомнить. А потом, думаю, на всякий случай перенести время встречи. Звонил я из автомата. Здесь, прямо за углом. Так вот, одну рожу я уже заприметил ещё утром у своего дома. И сейчас он тоже на лавочке сидел. С газетой.

— Да-а, — протянул Ходунов. — Хорошего мало. А во сколько вы договорились встретиться?

— В половине десятого.

— Так ты перенес встречу или нет?

— Да его не было на месте. Я попросил, чтоб передали, что я звонил. Так что он придет, мужик он точный.

— Значит, встречаетесь все-таки, как договаривались?

— Ну а что делать? У них, знаешь, какая работа? По-всякому бывает. Но он придет. Это точно. Если что, то обязательно позвонит.

— Слушай, Леня, ну ты что? Ты же все прекрасно понимаешь. Если они тебя прослушивали, они ведь определили, куда ты звонил. И кто знает, как они себя поведут. А ты мне — «точный, точно придет»! Какое это имеет отношение к делу?

Шутиков, не поднимая головы, шумно вздохнул.

— Да все я понимаю. Ну а что тут сделаешь? — Он посмотрел в лицо Ходунова и попытался улыбнуться. Улыбка получилась совсем невеселая.

— Слушай, может, все-таки по-простому — в милицию? — предложил Ходунов.

— Ничего это не даст, — покрутил головой Шутиков. — Что я там скажу? Пакеты, которые остались в Швейцарии? Что за мной кто-то ходит? Подождать надо. Ладно, ты это все в голову не бери. Совершенно ясно, что они захотят со мной на контакт выйти. Так что пока ещё, я думаю, никому ничего не угрожает.

— Я в этом не уверен. Совсем не уверен. Хотя и, что делать, совершенно не представляю. — Ходунов вздохнул. — Ладно, завтра всё обсудим. Вот чёрт! Неужели мы действительно так влипли? Даже не верится.

— Да похоже, что действительно так. — Шутиков сдвинул брови и вздохнул: — Да, слушай, я ведь Наде так ничего ещё про эти деньги-то не говорил. Но теперь-то всё равно так получилось, что я тебя в это дело втянул. Давай, чтоб мне было спокойнее, пополам. Тебе две и мне, а?

Ходунов нахмурился, тяжело вздохнул и исподлобья посмотрел на Шутикова.

— Когда мы в Женеве говорили, ты меня просто ошарашил. Понимаешь? Но потом-то я об этом много думал. Не хотел тебе говорить, но раз уж ты сам начал… — Ходунов говорил медленно, тщательно подбирая слова. — Ты извини, но ты нарушил правило, которое нарушать нельзя. Я так считаю.

Шутиков стал совершенно серьезным.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он, сощурив глаза.

— Я имею в виду эти самые деньги, — уже прямо и жёстко сказал Ходунов. Он почувствовал облегчение, сказав это Шутикову. — Ты понимаешь, вот если бы всё было как есть, но без этих денег, это было бы совсем другое дело. Ну, случайно ты в это дело влетел. С кем не бывает. Надо выбираться, и все. Но, согласись, тут не тот случай. По сути, ты же их украл. Так ведь?

Шутиков ответил не сразу. Он продолжал серьезно смотреть на Ходунова.

— Ты так считаешь?

Ходунов пожал плечами:

— А ты как считаешь? На мой взгляд, это все за пределами правил.

— Какие правила? Кто вообще сейчас живет по правилам?

Ходунов снова вздохнул:

— Послушай, Леня, я же не о правилах уличного движения говорю. Я совсем о других правилах. И ты прекрасно знаешь, о чём я говорю.

Теперь вздохнул Шутиков:

— Да я понимаю. Конечно, понимаю. — Он опустил голову, а когда поднял ее и взглянул на Ходунова, то на лице его снова появилась его лукавая улыбка. — Так ведь не бывает же правил без исключений. Ну, ведь говорят же так.

Ходунов не улыбнулся в ответ. И лицо его, наоборот, стало совсем серьезным и даже немного злым.

— Да, это конечно. — Ходунов снова заговорил медленно, с паузами. — Так говорят. Но ведь много, что говорят. И в том числе, чтобы себя оправдать. Оправдать слабость и трусость, жестокость и глупость. Вот есть же правило — и в Ветхом Завете, и в Новом — не убий. Ведь, кажется, совершенно ясное, непреложное правило, закон. И его так легко нарушали тысячи лет. Нарушали те, кто называл себя христианами. И все прикрываясь тем же — нет правил без исключения, цель оправдывает средства. Нет, я думаю, что очень многое в жизни не так именно потому, что постоянно находят исключения из правил. Из любых. Из общепринятых, из законов, Конституции. И из законов божьих. — Ходунов на некоторое время замолчал, не глядя на Шутикова. Потом он снова посмотрел ему в глаза. — Я тебе уже сказал один раз и больше повторять не хочу. — Глаза Ходунова, обычно неопределенного цвета, стали серо-стальными, и губы подобрались. — Я сделаю все, чтобы тебе помочь. Но делить с тобой твою глупость и эти деньги не буду. И давай к этой теме больше никогда не возвращаться.

Под тяжелым взглядом Ходунова Шутиков виновато заморгал и снова опустил глаза. А Ходунов, подавив в себе вспышку гнева, выдохнул и после небольшой паузы спросил:

— А куда же ты их дел-то, деньги эти?

— На даче спрятал, — усмехнулся Шутиков. — Так, что ни одна собака не найдет.

— Ну, скажи Наде, придумай какую-нибудь историю. По крайней мере у нее хоть настроение поднимется. А ты хорошо продумал, о чем ты с приятелем-то будешь говорить? Ты про деньги ему собираешься сказать?

— Зачем? То, что я не захотел всю эту историю там, в Швейцарии, раскручивать, он поймет. Ну, нас так учили. Про то, что я тебе рассказал, я ему тоже говорить не буду. Так что ты ничего не знаешь. Ну, вот так. Одобряешь?

Ходунов вздохнул:

— Вот тебе бы с самого начала так. А сейчас это несколько поздновато. Ну, да ладно, что делать. Одобряю.

В последние дни у Шутикова было очень много работы, и домой он уходил не раньше семи. Но в этот день задерживаться не стал. В 18.10 он вышел из министерства и, никуда не заходя, прямиком отправился домой.

Жил он в большом, длинном восьмиэтажном доме на четвертом этаже. Проходя по двору, Шутиков остановился у лавочки, не доходя до своего подъезда, и некоторое время стоял, оглядывая двор. Под разросшимися деревьями во дворе бегали ребятишки, в песочнице возились под присмотром мамаш и бабушек несколько серьезных карапузов, на скамеечках около подъездов сидели люди, в основном старушки. На лавочке около подъезда Шутикова сидели две девушки, одна из них курила. Все было как обычно. Постояв так несколько минут, Шутиков вошел в свой подъезд. Войдя, он тоже с минуту постоял, слушая гулкую тишину подъезда. Потом вызвал лифт, а сам отошел в сторону. Лифт пришел вниз, и двери открылись. Там никого не было. Он вошел в лифт и нажал кнопку восьмого этажа. Когда лифт, дойдя до самого верха, остановился и дверь открылась, Шутиков одним прыжком легко выпрыгнул из лифта и, согнувшись, прижав к себе сумку, проскочил вниз по лестнице несколько ступенек и резко развернулся.

На лестничной площадке никого не было. Было совершенно тихо. Где-то внизу хлопнула дверь, кто-то вызвал лифт, и он пошел вниз.

Задумчиво посвистывая и наморщив лоб, Шутиков снова поднялся вверх по лестнице на площадку последнего этажа. Лестница, поворачивая вверх, заканчивалась небольшой металлической дверью, ведущей на чердак. Начиная с середины этого последнего лестничного пролета, была установлена сваренная из толстого металлического прута решетка. Она перегораживала лестницу и продолжалась вдоль перил до самого верха. В решетку была врезана обитая железом дверь, закрытая на большой висячий замок. Шутиков поднялся к этой двери и потрогал замок. Потом он попробовал просунуть руку сквозь решетку рядом с дверью. Но щель была узкой, рука не проходила.

— С той стороны не закроешь, — пробормотал себе под нос Шутиков. — Эх, раньше обо всем надо было думать. Ладно…

Тяжело вздохнув, Шутиков, не торопясь, спустился до площадки, где была его квартира. Двери его квартиры и соседней хорошо просматривались с лестницы. А вот двери квартир, выходивших окнами на противоположную сторону дома, были скрыты выступом. Шутиков, пройдя дверь лифта, развернувшись лицом к этому выступу, спустился на несколько ступенек вниз. Отсюда было видно все пространство за выступом. Никого. Все тихо и спокойно.

Через несколько минут после того, как Шутиков вошел в подъезд, на лавочку рядом с сидящими там девушками уселся парень лет двадцати пяти. Девушки вскоре ушли. Начался дождь. Парень набрал код, вошел в подъезд, поднялся на один пролет так, что ему был виден лифт и дверь в подъезд, и привалился к подоконнику.

Встреча была назначена на 9.30 около аптеки, до которой идти Шутикову надо было минуты три-четыре. Но уже без четверти девять он надел свою неизменную куртку и собрался уходить. Надя смотрела какой-то боевик. Шутиков на минуту приглушил грохочущий телевизор.

— Я с Серегой встречаюсь, — сказал он, поцеловав Надю в щеку. — Если он вдруг позвонит, скажи, что я буду на месте в 9.30. А сейчас пока еще в одно место заскочу. Это все по старой работе. Я, может быть, поздно буду. Так что ты ложись, меня не жди.

Надя хорошо знала, что по всем делам, имеющим отношение к старой работе, вопросы задавать нельзя. Да ей было и не до вопросов. Для нее появилась новая, захватывающая проблема — как распорядиться деньгами, о которых ей только что рассказал муж. О том, откуда эти деньги, она не знала.

— Тебе это не нужно знать, — улыбаясь, как обычно, сказал ей Шутиков. — Это имеет отношение к старой работе.

Аккуратно закрыв дверь, Шутиков подошел к двери лифта и нажал кнопку вызова. И в этот момент из-за того самого выступа на противоположной стороне лестничной площадки мгновенно появилась небольшая фигура, одетая во все темное, в темной шапочке-маске, закрывающей все лицо, с прорезями для глаз. В руке был пистолет, направленный на Шутикова.

— Тихо! — шепотом сказал человек. — Руки! Подними руки! — Это было сказано высоким, но спокойным голосом. — Стой спокойно. Поговорить надо.

— Стою, — ответил Шутиков и поднял руки, делая шаг вперед.

— Стой! Шаг назад. Давай, давай.

Шутиков хмыкнул, но послушно шагнул назад. Несколько секунд они стояли молча. Лифт поднялся, двери открылись и потом снова закрылись.

— Вот так, хорошо.

Шутиков никак не мог определить, кто это — мужчина или женщина. Человек говорил полушепотом, да еще и шапка с прорезями для глаз закрывала рот.

— Так, молодец, — неизвестный кивнул. — Можешь руки опустить. Я тебе плохого ничего не сделаю. Мне только одно нужно. Где чемодан? Если ты это скажешь мне, я тебе обещаю, что ты останешься жив. Если мне не скажешь, тебя спросят другие. Там внизу тебя ждут. Ты понял?

— Нет, не понял, — растягивая слова, медленно сказал Шутиков. — Пока вообще ничего не понял. Какой чемодан?

— Не дури! В любой момент кто-нибудь появится, и всё. Потеряешь свой единственный шанс. Будешь говорить?

Шутиков изобразил на своем лице понимание и полную готовность к сотрудничеству.

— Конечно! Готов. Я только не пойму…

В этот момент внизу, прямо под ними, внезапно, как пушечный выстрел, грохнула дверь. Это вышла одинокая старуха, жившая этажом ниже. Уж кто только ей не говорил — и вежливо, и не очень, что нельзя так грохать дверью, — ничего не помогало. Полуглухая старуха ни на что не реагировала. Совершенно непонятно, как это такое тщедушное создание умудрялось производить такой грохот. И на этот раз она грохнула как следует. Дом, казалось, содрогнулся. Неизвестный от неожиданности дёрнулся, и Шутиков мгновенно среагировал на изменение в ситуации. Резко пригнувшись, вытянув левую руку вперед по направлению к неизвестному, он прыгнул на него. Он рассчитывал, что этого замешательства на долю секунды будет достаточно, чтобы покрыть расстояние, которое их разделяло. В остальном у него не было ни малейших сомнений.

Но Шутиков просчитался. Реакция у неизвестного оказалась хорошей. Да и у Шутикова без регулярной тренировки форма была уже, видимо, не та. Почти сразу же после пушечного удара двери гулко хлопнул пистолетный выстрел. Пуля попала Шутикову в шею, и, продолжая свой прыжок, он почувствовал сильный толчок и жуткую, обжигающую боль в области левой ключицы. От этого толчка тело Шутикова развернулось, он всей тяжестью по инерции врезался своей круглой головой в выступ у двери и потерял сознание.

Неизвестный, не теряя ни секунды, проскользнул мимо распластавшегося на площадке Шутикова к лифту и нажал кнопку. Дверь тут же открылась. Неизвестный нажал кнопку последнего этажа, двери закрылись, и лифт пошел вверх.

Скучавший у окна лестничной клетки между первым и вторым этажом парень задрал голову и несколько секунд напряженно вслушивался. Потом он достал висящий у него на поясе сотовый телефон и быстро набрал номер.

А во дворе, рядом с соседним подъездом, уже давно, примерно с восьми часов, стоял большой джип с темными боковыми стеклами. Большая машина, развернутая в сторону выезда со двора, стояла в узком проезде вдоль подъездов. Для того, чтобы дать возможность проехать другим машинам, пришлось занять большую часть тротуара, и джип стоял сильно накренившись. В нем сидели четверо крепких мужчин. Трое были одеты в камуфляжную форму и черные шапочки. Четвертый, широкоплечий круглолицый блондин, сидевший за рулем, был одет в светлую старенькую куртку.

Погода испортилась окончательно. Небо, закрытое низкими облаками, потемнело. Уныло шелестел дождь. Двор совершенно опустел.

Громоподобный удар двери, произведенный старухой на третьем этаже, даже на таком расстоянии заставил встрепенуться сидевших в джипе. И тут же до них донесся и слабый, приглушенный звук выстрела. Трое в камуфляже, только секунду назад вольготно развалившиеся на удобных сиденьях, подобрались, напряженно глядя на блондина за рулем. А тот, глядя на дверь подъезда, сдвинул брови.

— Выстрел вроде, — неуверенно сказал сидевший с ним рядом.

Сидевший за рулем ничего не ответил. Раздалась трель сотового телефона.

— Что там? — открыв телефон, спросил круглолицый. — Понял. Стой на месте. Ребята сейчас там будут. — Он посмотрел на сидевших с ним рядом в машине: — Точно. Выстрел был. Давайте наверх. Лазарь будет вас страховать внизу. Я в машине.

Трое в камуфляжной форме с короткими автоматами быстро опустили вниз края своих черных шапочек и рванули из машины в подъезд. Когда они взлетели на площадку у лифта, двери лифта открылись, и они оказались нос к носу с той самой антиобщественной старухой, которую только что помянула про себя (и отнюдь не теплыми словами) по меньшей мере половина жителей подъезда, не поглощенная очередным телевизионным боевиком. Внезапно оказавшись прямо перед здоровенными вооруженными парнями в масках, старуха испугалась. Со страху ноги у нее подкосились, и она, осев в углу лифта, совершенно неожиданно сделала под себя большую лужу. Но на парней в камуфляже все это не произвело ни малейшего впечатления. Один из них схватил старуху за треснувший тут же ворот ситцевого платья и выволок из лифта, как узел с тряпьём. Он тут же вошёл в освободившийся лифт и нажал кнопку пятого этажа. Двое других уже бегом поднимались по лестнице, поглядывая вверх и держа автоматы на изготовку. На площадке четвертого этажа все трое оказались одновременно.

Шутиков лежал в неловкой позе, лицом вниз на кафельном полу. Голова его была повернута набок, щека и нос находились во внушительной луже крови. Один из одетых в камуфляж наклонился над ним.

— В шею, — сказал он. — Дело дрянь. Дуй наверх, — приказал он тому, кто поднимался на лифте. — Посмотри там. Давай пакет, — сказал он другому.

Сноровисто и быстро оставшиеся на площадке перевязали выглядевшего совершенно безжизненным Шутикова. Когда они закончили перевязку, к ним спустился третий, бегавший наверх.

— Всё тихо, — отдуваясь от быстрого бега, сказал он. — Нет никого. Решётка на чердак на замке.

— Замок какой? — спросил старший.

— Висячий. Изнутри не откроешь и не закроешь. Я пробовал.

Старший на секунду задумался.

— Ладно. Потом разберемся. Давайте его в лифт.

Закинув свои автоматы за спину и аккуратно подхватив Шутикова, двое внесли его в лифт и, поддерживая с двух сторон, прислонили к стенке. Лифт пошел вниз. Шутиков застонал, попытался приподнять голову и застонал сильнее. Изо рта у него ленивой струйкой стекала на забинтованную шею ярко-красная кровь. Поддерживая его голову, старший спросил:

— Кто это был? Ты видел?

Шутиков чуть-чуть приоткрыл глаза и только хрипло застонал. Лифт остановился. Шутикова бережно вынесли из лифта, и двое, обхватив его с двух сторон и положив его руки себе на плечи, быстро спустились вниз, к двери. Ноги Шутикова безжизненно волочились. Старший, шедший впереди, широко распахнул дверь. Наблюдатель, который стоял до этого на площадке между первым и вторым этажом, тоже спустился к лифту. Двое с Шутиковым вышли из подъезда на крыльцо.

Сидевший за рулем включил двигатель сразу же, как только трое в камуфляже выскочили из джипа. Подождав минуту, он подогнал джип к самому подъезду, полностью перегородив узкий проезд вдоль дома к другим подъездам. И как раз тогда, когда дверь подъезда открылась и двое в масках выволокли с собой Шутикова, во двор въехала машина и направились к дальним подъездам. Подъехав к проезду и увидев, что он блокирован громоздким джипом, водитель машины включил фары и несколько раз мигнул ими. Эти вспышки яркого света хорошо, как на сцене, высветили на фоне сгустившихся сумерек и джип, и сидевшего за рулем человека. Он поднял ладонь, защищая лицо от света, а потом низко опустил голову на руль.

Появившийся в это время на крыльце подъезда третий в маске среагировал мгновенно. В несколько прыжков он подлетел к продолжавшим сигналить фарами «Жигулям».

— Выключи фары! — Для убедительности он грохнул ладонью в перчатке по капоту. — Коз-з-ёл! Давай назад! Живей, живей!

Здоровенная фигура, автомат, маска и форма, подкрепленные еще и несколькими сильными выражениями, сразу же возымели действие. Водитель, не вступая в пререкания, стал подавать назад, освобождая проезд.

Шутикова втащили в джип, подложив под него куртку, чтобы не пачкать кровью сиденье. Джип тут же рванул с места и, промчавшись мимо незадачливых пассажиров «Жигулей», выехал из двора.

Проехав по улице несколько кварталов, водитель свернул в небольшой переулок и остановился рядом с забором, окружавшим какой-то ремонтируемый особняк.

— Ну, что? — спросил сидевший рядом с Шутиковым. — Вколоть ему надо. А то в любой момент может загнуться.

— Действуй, — сказал сидевший за рулем. — Да снимите вы маски, уже можно.

Сидевший рядом с водителем достал аптечку, вынул оттуда флакон со спиртом и вату. Потом закатал Шутикову рукав, достал шприц и привычным движением сделал ему укол в вену. Шутиков снова застонал. Подождав одну-две минуты, сидевший рядом легонько пошлепал Шутикова по щеке.

— Эй, ты как? Слышишь меня?

Шутиков застонал и немного приоткрыл глаза. Он попытался что-то сказать, но только захрипел.

— Кто это был? Ты видел? Кто это был? — продолжал спрашивать сидящий с ним рядом, поддерживая голову Шутикова.

— Его надо положить, — приказал сидевший за рулём.

Сидевший с краю, оставив автомат, вышел из джипа, а сидевший рядом положил куртку себе на колени и аккуратно опустил на куртку голову Шутикова.

Шутиков снова застонал и открыл глаза. Он посмотрел на парня, поддерживавшего его голову. Парень улыбнулся.

— Мы свои. Все будет в порядке. Сейчас повезём тебя в больницу, все будет нормально. Ты видел, кто стрелял?

Шутиков застонал, потом с трудом глотнул.

— В маске, — наконец с трудом прохрипел он и сморщился. — Женщина… В маске… Я…

Шутиков снова захрипел и весь напрягся. Он пытался что-то еще сказать, но ему не удавалось. Изо рта у него снова, теперь уже сильнее потекла кровь. Ещё минуту он уже почти беззвучно открывал рот, правая рука его сжимала руку смотревшего на него парня. Потом он резко вытянулся и затих.

Державший его на коленях проверил пульс и покачал головой.

— Все, готов.

— Уверен? — спросил сидевший за рулем.

— Абсолютно, — ответил тот, подворачивая куртку вокруг Шутикова так, чтобы кровь не попала на сиденье. — Сонная артерия. Ещё удивительно, как он сразу не загнулся. Что с ним делать будем?

Сидевший за рулем ответил не сразу:

— А может, все-таки есть шанс? Стоит везти к хирургу?

— Нет, — тот покачал головой. — Он уже коченеет. Никаких шансов.

— Тогда оставим его здесь. Вон там, видишь, мусорные баки? Я подъеду, а вы его там за баки положите, чтоб из переулка не было видно.

Придя на работу во вторник, как обычно, без четверти девять, Ходунов прежде всего позвонил Шутикову. Тот обычно тоже приходил на работу рано. Но сегодня в комнате Шутикова никто трубку не взял. Ходунов на всякий случай поднялся на этаж выше и подергал дверь. Нет, никого не было. Если бы Шутиков пришел и куда-то вышел, он не стал бы запирать дверь. Спустившись к себе, Ходунов решил немного подождать. Мало ли что? Может быть, где-то задержался. Оставив открытой дверь в соседнюю комнату, в которой ещё никого не было, он придвинул к себе пачку бумаг, лежавших на столе, и погрузился в работу. Минут через пять в соседней комнате зазвонил телефон. Ходунов снял трубку.

— Алло, можно попросить Александра Петровича, — произнес какой-то сдавленный женский голос.

— Да, я слушаю.

— Это Надя. Надя Шутикова. — Она замолчала.

— О, я вас не узнал, Надя. Доброе утро. Что-то случилось?

— Да, — она всхлипнула. — Леня…

— Что?

— Убили.

У Ходунова екнуло внутри и перехватило дыхание. Руки как-то противно ослабели.

— Вы из дома? — приходя в себя, спросил он.

— Да.

— Я сейчас приеду. Буду минут через тридцать пять.

Ходунов, действуя как автомат, вынул из пачки бумаг документ, по которому требовалось немедленно подготовить заключение, и быстро написал поручение. Взяв документ с поручением, вышел из кабинета в соседнюю комнату. В этот момент в комнату вошла улыбающаяся Валентина Андреевна.

— Доброе утро, Александр Петрович.

— Доброе утро. Хотя не уверен, что оно именно такое. Мне сейчас жена Шутикова звонила. Что-то у них там случилось. Попросила приехать.

Валентина Андреевна удивленно раскрыла глаза.

— А что такое?

— Пока не знаю. У меня к вам просьба. Вот по этому письму заключение должно быть сегодня. Пролежало у этих друзей три дня, потом у нас два дня. А срок — видите? Попросите Большова срочно подготовить проект, вот я тут написал. А я вернусь, посмотрю. Все, поехал. Надеюсь, буду к обеду. Если буду задерживаться, позвоню. Да, Элеонору Сергеевну предупредите, пожалуйста.

Коротко отвечая на приветствия поднимающихся по лестнице сослуживцев и нигде не задерживаясь, Ходунов спустился вниз и направился к станции метро.

Только усевшись в вагоне метро и прикрыв глаза, он немного пришел в себя и попытался проанализировать ситуацию.

«Что же случилось? Если она позвонила утром на работу, значит, узнала недавно. Что же, она его вечером не дождалась, что ли? Вполне возможно. Встречались-то они довольно поздно. Так, а когда это произошло? До встречи или после? Это важно. Ладно, это я буду знать уже скоро. Господи, Шутиков убит! Теперь я на очереди. Что бы там ни случилось, они возьмутся за меня. У них просто нет другого выхода. Поэтому сейчас главное — Люда и Маша. Надо, чтобы их здесь не было. Да, это главное. Надо что-то придумать».

Хотя вот придумать как раз и не получалось. Подавленный Ходунов никак не мог собраться с мыслями. Так ничего и не придумав, он решил, что сначала надо узнать, что там у Шутикова дома.

Надя была дома не одна. В гостиной, за круглым столом, покрытым красивой шелковой скатертью, сидел довольно молодой, но уже полнеющий и лысеющий господин с холодными, колючими глазами.

— Это вот Ходунов Александр Петрович, с работы, — представила Ходунова Надя. — А это товарищ из милиции.

Товарищ из милиции, не дав себе труда приподняться, кивнул головой.

— Капитан Воропаев. Следственный отдел. Вы садитесь, мы сейчас заканчиваем. И к вам у меня будут вопросы. — Он обратился к Наде: — Так, значит, ваш муж должен был встретиться с Сергеем Егоровым в 21.30. А ушёл из дома он раньше, в 20.50, так?

— Да, так, — вытирая слезы и сглотнув, ответила Надя. — Он сказал, что ему еще зайти куда-то надо.

— А куда, он не сказал?

— Нет, не сказал.

— Понятно, — со значением сказал капитан в штатском и что-то пометил в своем блокноте. — Ну, пока к вам у меня вопросов больше нет. Теперь вы. — Он повернулся к Ходунову: — Назовите себя, место работы, адрес.

Следователь Ходунову не понравился. Явно хамоват. По меньшей мере, невоспитанный. Неприятные глаза. Поросшие рыжеватыми волосами руки с толстыми, короткими пальцами. Массивный перстень с печаткой. «Хотя, конечно, какое это имеет значение, — постарался убедить он себя. — Нравится, не нравится. Главное, что может сделать. Может быть, вот этот как раз и способен на что-то».

Капитан записал данные Ходунова и потом неожиданно спросил:

— Что вы можете сообщить по этому случаю?

— А что я могу сообщить? — пожал плечами Ходунов. — Я ничего не знаю.

— Какие у вас были отношения с Шутиковым?

— Нормальные, хорошие.

— Личные отношения у вас какие-то были?

— Да, мы были друзьями. — Ходунов посмотрел на Надю. — Ну, и домами дружили. Поэтому я и здесь.

— Когда вы видели его в последний раз?

— Вчера, на работе, часов в пять. Он был у меня в кабинете.

— Он вам не говорил о том, что его кто-то преследует или угрожает?

Ходунов покачал головой и вздохнул:

— Нет, ничего такого я не знаю.

— Так, понятно, — сдвинув брови, важно сказал капитан. Потом он быстро вскинул глаза на Ходунова. — А Егорова Сергея вы знаете?

Ходунов снова отрицательно покачал головой.

— Нет, не знаю.

— Ясно. А теперь вот что. Вчера его увезли отсюда на машине какие-то люди в камуфляжной форме и в масках. Это показали свидетели. И среди них был такой плотный круглолицый блондин лет тридцати пяти. Вы такого не знаете?

Ходунов пожал плечами:

— Нет. Да таких в Москве тысячи. Десятки тысяч.

— Понятно. Ну тем не менее я прошу вас и вас, — капитан посмотрел на Надю, — сегодня с одиннадцати до четырнадцати подойти ко мне в отделение. Сейчас там как раз опрашивают свидетелей и делают фоторобот. Это совсем рядом. Так что я с вами обоими не прощаюсь. Жду в отделении.

Проводив неприятного капитана, Надя и Ходунов прошли на кухню. Надя уже немного успокоилась, но руки у нее дрожали, а из глаз непроизвольно текли слезы.

— А где ребята? — чтобы как-то отвлечь ее, спросил Ходунов.

— Игорь в командировке. А Катя на работе. Я уже ей позвонила. Она скоро приедет. Ох, за что же это…

Надя села на табуретку и закрыла лицо руками. Ходунов, не зная, как ее успокоить, в нерешительности стоял рядом. Наконец Надя отняла руки от лица и, кухонным полотенцем вытерев слезы, выпрямила спину.

— Он вчера вечером с одним приятелем должен был встретиться, со старой работы. Вот с этим Сергеем. Он хороший парень. Леня сказал, что может прийти поздно. А я, как фильм закончился, спать легла. И даже ни какого предчувствия. Вот ничего не чувствовала. — Надя снова прерывисто всхлипнула. — А утром меня соседка разбудила. Около семи. Она рано на работу уходит. Вышла — а там кровь, на площадке. Ну, она мне и позвонила, на всякий случай. А я смотрю, Лени-то нет. Ну, я звонить стала и…

Тут Надя снова зарыдала, положив голову на стол. Ходунов молчал, понимая, что тут он ничем помочь не может и его утешения не остановят потока слез.

— Надя, — предложил он, — давайте, может быть, чаю попьём?

Надя подняла голову и тяжело вздохнула:

— Да, давайте. Я сейчас чайник поставлю.

За хлопотами она немного успокоилась и уже только изредка прерывисто всхлипывала. Потом они молча, сосредоточенно пили чай. Ходунов молчал, он просто не знал, что можно сейчас сказать. А Надя, уже внешне совсем успокоившаяся, невидящими глазами смотрела в окно и, казалось, вообще ушла мыслями куда-то совсем далеко.

Приехала Катя. Открыв ей дверь, Надя обняла ее, и они обе зарыдали. Понимая, что сейчас им лучше побыть одним. Ходунов прошел в гостиную. Подойдя к застекленному книжному шкафу, он по привычке начал просматривать корешки книг. Ходунов взял одну из книг и полистал ее, потом другую. Увидев на полке «Ходжу Насреддина» Соловьева, Ходунов взял ее и сел в кресло. Механически перелистывая страницы книги, которую Ходунов хорошо знал и любил, он, теперь уже спокойнее, попытался проанализировать ситуацию.

«Так что же делать? Если просто ждать — они меня точно достанут. А главное — Люда и Маша. Эти ведь ни перед чем не остановятся».

Ему снова стало нехорошо. Вдруг резко схватило голову, затылок просто отваливался от сильной боли. Такого страха он не испытывал с детства. Страх перед грубой силой, когда ощущаешь свою полную неспособность ей противостоять. Неспособность защитить самое дорогое, что у тебя есть.

«Нет, милиция тут точно не поможет. Ну что они, охрану ведь на день и ночь не дадут. Да и что может эта охрана, даже если бы она была? Нет, надо куда-то своих отправить. Срочно. Лучше сегодня. Крайний срок — завтра. Но как? Все рассказать Люде? Нет. Она начнет волноваться, со всеми советоваться, и всем все станет известно. А тогда, если даже они и уедут, их найдут».

Ходунов отложил книгу и, тяжело вздохнув, энергично потер затылок.

«Нет, главное, не впадать в панику. Надо думать. Думать, думать».

Он встал и поставил книгу на место. И тут его осенило: «Конечно! Ходжа Насреддин. У него же была точно такая же ситуация в „Очарованном принце“. Все точно. А теперь — прямо по этой схеме».

Ходунов прошел на кухню. Надя и Катя уже немного успокоились. Обе сидели молча, опустив головы. Услышав шаги, Надя подняла глаза на Ходунова.

— Ну, что, Надя, может, вместе сходим в отделение? — спросил он.

Надя кивнула и тяжело поднялась с кухонной табуретки.

— Да, хорошо. Я сейчас, немного себя в порядок приведу.

— И я схожу, — Катя тоже поднялась. — Вдвоём нам сейчас лучше.

В своём кабинете капитан Воропаев встретил их почти радушно.

— Проходите, пожалуйста. Я сейчас, возьму ещё один стул.

«Да, видимо, то, что Шутиков „оттуда“, сказывается, — подумал Ходунов. — Похоже, этот уже получил соответствующую установку».

Воропаев вернулся с недостающим стулом, на который усадил Ходунова. Сам он сел в кресло за столом и важно вынул из ящика стола лист с портретом.

— Вот, посмотрите, пожалуйста. Свидетели утверждают, что сходство с оригиналом довольно большое. Видели ли вы когда-нибудь этого человека?

Воропаев обращался в первую очередь к Наде и ей передал фоторобот. Надя взяла лист, и Ходунов, сидевший сзади, увидел изображенное на нем лицо. Никаких сомнений. Это был, безусловно, хот самый круглолицый блондин. Тот, который был тогда в аэропорту. И которого потом Ходунов случайно увидел около этой фирмы, не то Эр-Эр, не то Пи-Пи. Да, зовут его Николай Николаевич.

— Так что же? — подождав немного, спросил у Нади Воропаев. — Видели его?

Надя отрицательно покачала головой.

— Нет, я такого не видела.

— Понятно, — сказал Воропаев и нахмурился. — А вы? — спросил он у Ходунова, видя, что тот внимательно разглядывает портрет. — Знаете этого человека?

Ходунов ужасно не любил вранья. Не любил, когда врали ему, но еще больше не любил, когда приходилось врать самому. К сожалению, врать все-таки приходилось. Чаще всего из благих побуждений. Чтобы Люда не волновалась. Чтобы избежать лишних расспросов. И хотя это каждый раз заставляло Ходунова внутренне морщиться, это было, в общем, в пределах правил.

А вот тут уж совсем другое дело. Это серьезно. И тем не менее Ходунов не мучился никакими сомнениями. Уже когда Воропаев дома у Шутикова упомянул круглолицего блондина, у Ходунов возникли подозрения, и решение он принял еще тогда.

— Нет, — глядя прямо в глаза Воропаеву и отрицательно покачав головой, сказал Ходунов. — Я его не знаю.

Воропаев показал фоторобот и Кате.

— Вы не видели его?

Катя пожала плечами:

— Нет, никогда.

— Ладно, — сказал Воропаев, вздохнув, и хлопнул ладонями по столу. — У меня больше вопросов нет. Не смею вас больше задерживать.

Выйдя из отделения, Ходунов попрощался с Надей и Катей и быстро направился к метро. Через пятнадцать минут он уже был в одной из многочисленных туристических фирм, где, как он знал, часто бывали горящие путевки. А еще через сорок минут он уже был у себя в министерстве.

— Что тут было? — спросил он Валентину Андреевну. — Меня кто-нибудь спрашивал?

— Нет. На удивление тихо. Никому мы не нужны. Что там у Шутикова?

— Плохо. Совсем плохо.

— Так что же?

— Убили его.

— Господи, как же это?

— Не знаю. Сейчас, к сожалению, это вещь обычная.

— Ой, жена-то, наверное…

— Конечно. Ладно, я некоторое время буду занят.

— Понятно. Вы Макарову-то не говорили?

— Нет, сейчас позвоню.

Надо было позвонить Люде на работу. На всякий случай он решил не рисковать. В одной из комнат управления сейчас никого не было. Ходунов прошел туда и, сняв трубку, тяжело вздохнул. Придётся врать. И к тому же врать гладко и убедительно.

Он набрал номер и, услышав знакомый голос единственной сотрудницы, работавшей с Людой, сказал:

— Добрый день, Светлана Ивановна. Можно Людмилу Алексеевну?

— Добрый день, Александр Петрович. Одну минуточку.

— Привет, папуля. Как там у тебя дела? Что звонишь?

Ходунов решил пока не говорить ничего о гибели Шутикова.

— Да ничего дела. Все в целом нормально. Я что звоню-то. Тут у нас путевки были горящие. В Чехию. Я-то отказался. Надо завтра ехать, да и денег у нас нет. А потом что-то сомнения заели. Дай, думаю, позвоню.

— А ехать поездом?

— Да, завтра утром.

— На неделю?

— Да. Прага и окрестности.

— А сколько стоит?

— Да цена-то очень хорошая. Сто восемьдесят долларов с носа. Цена, можно сказать, замечательная, удивительная. Были бы деньги, вполне можно было бы взять. Жаль, что денег нет.

— Но ведь мы же с тобой вроде как раз говорили о том, чтобы мне с Машей съездить на неделю?

Разговор пока развивался в полном соответствии со сценарием, изложенным в любимой книге Ходунова.

— Ну, я думал, вот как деньги получу…

— Так у нас же есть деньги. От твоей последней командировки.

— Но мы же решили, что на эти деньги покупаем циркулярку и электрорубанок. Ведь мы же говорили?

Реакция на эту фразу была абсолютно такой же, как у Гюльджан, которую Насреддин хотел отправить с детьми к отцу.

— Ну а что, это горит у нас, что ли? Почему, когда надо что-нибудь для твоей вечной стройки, мы должны во всем себе отказывать? В кои-то веки подворачивается такой случай. Нет, вот циркулярка — это, конечно, самое важное.

Голос у Люды уже задрожал. Надо было потихоньку разряжать обстановку.

— Ну, маленькая, ты же все равно не успела бы собраться, — сказал он успокаивающим тоном. — Тебе же и отпуск надо оформлять.

— Да чего его оформлять! — Люду уже трудно было успокоить. — Я это за час оформлю. Ты просто не думаешь о нас. Вот только работа, дача, дача, работа. Ни до чего остального тебе просто дела нет. Ты даже купить ничего не можешь после работы. А я таскаю такие сумки, все руки оттянула. У меня скоро руки как у орангутанга будут.

«Да, если заговорила про тяжелые сумки, это значит, дошла уже до высшей точки, — подумал Ходунов. — Еще один рывок — и надо плавно выходить».

— Да и Маша не готова, — пробормотал он. — Ей же собраться надо.

— Знаешь что! — Чувствовалось, что у Люды даже дыхание перехватило. — Не выдумывай. На ребёнка валишь! Ты бы уж лучше молчал. Ну, не подумал о нас, и ничего. Переживу. Только уж не выдумывай.

— Ну, погоди, погоди, — попытался успокоить её Ходунов. — Вообще-то не все потеряно. Давай я сейчас сбегаю. Может, еще эти путевки не купили.

— Как же! Да такие путевки просто не бывают. Это же редчайший случай, так что можешь не напрягаться.

— Ладно, хорошо, я перезвоню тебе через десять минут. Ты не уходи никуда, — сказал Ходунов, положил трубку и с шумом выдохнул.

«Да, спасибо Ходже Насреддину. Блестяще сработало».

Он достал записную книжку и, полистав ее, нашел нужный номер.

— Алло! Добрый день. Можно поговорить с Владимиром Георгиевичем? Ходунов моя фамилия. Хорошо, я подожду. Володя, привет. Извини, понимаю, что занят, поэтому в телеграфном стиле. Ты не знаешь такую фирму «Эр-Эр». Или «Пи-Пи», чёрт её знает. В районе Калининского, в переулках. Меня интересует, чем они занимаются. Понял. А, есть в «Жёлтых страницах». Роман Родионов. Спасибо большое, извини. Супруге привет. Будешь посвободнее, позвони. Ну, счастливо.

Он положил трубку и, глядя невидящими глазами в окно, пробормотал:

— Строительство, значит. Особняки. Ну, ладно.

Потом Ходунов набрал следующий номер.

— Это такси? Можно сделать заказ? Только у меня некоторая проблема, у меня домашний телефон не работает. Да вовремя не оплатили за междугородний. Давайте я вам дам рабочий, а вы мне перезвоните. Так считаете, это будет ненадежно? Ну, ладно, попытаюсь другой вариант.

Ходунов чертыхнулся и позвонил по другому номеру.

— Ланский? Здорово. Ходунов. Как жизнь?

— Нормально. Как у тебя? Как живешь-можешь?

— Да живу-то ничего…

— Ага, понятно, не продолжай. А как дома?

— По-разному. Но жить можно. Слушай, у меня к тебе просьба. Как к автовладельцу. У тебя машина на ходу?

— Да, в порядке. А что надо?

— Слушай, сделай одолжение. Я понимаю, это совершенно за пределами приличий, но… Короче, я тебе потом все объясню. И это важно. Можешь завтра утром отвезти нас на Белорусский вокзал? Надо быть там в 8.15.

— В принципе могу, конечно. Только…

— Коля, если можно, сейчас без вопросов. Ты же понимаешь, если прошу, значит, есть причина.

— Понял. Ладно. Придется подарить тебе полтора часа моего драгоценного сна. Буду у тебя без двадцати восемь.

— Да, имей в виду, у меня телефон домашний не работает.

— Что это у тебя всё не слава богу! Ладно, приеду, не волнуйся.

— Да, ещё вот что. Я попрошу тебя ехать определённым маршрутом. Ты не спорь, а делай, как я скажу. Хорошо?

— Сложный ты какой-то сегодня, Ходунов. Ну, хорошо, буду делать, как скажешь. А как ты хочешь ехать?

— По Брестской.

— Ну, это гиблый вариант. Там в это время пробки, будь здоров.

— Ничего. Так надо, Коля. Договорились?

— Ладно, пока.

Ходунов взглянул на часы и снова позвонил Люде. Она сама сняла трубку.

— Ну, всё, — бодрым голосом сказал ей Ходунов. — Вот как жена пожелала, так я все и сделал.

— Ты что, серьёзно? Взял путевки?

— Ага. Так что оформляй все, вечером собирайся, утром я вас провожу. Ты довольна?

— Да, конечно. Умница. А как же с деньгами? Где ты деньги-то взял?

— Занял. Так что всё в порядке, действуй. Мне что-нибудь надо сделать? Может, купить что-нибудь? А Маша где сейчас?

— Она поехала к Наташе.

— Она утром уехала? А тебе она звонила?

— Да, полчаса назад. А что?

— Да ничего, так. Ей тоже, наверное, собираться надо.

— Я сейчас ей позвоню. Пусть она ко мне на работу приезжает. Я тут все оформлю, закончу, и мы вместе прошлись бы по магазинам.

— Если хочешь, я мог бы к вам присоединиться.

— Ты?! Ну, это уж я просто поверить не могу. Чтобы ты с нами по магазинам? А, понимаю, хочешь вину свою загладить! Ну, что ж, я буду рада. Я уже и забыла, когда с тобой ходила куда-нибудь. Ну, хоть по магазинам.

— Да мы с тобой на той неделе в гости ходили!

— Это совсем не то. Ладно. Когда нам тебя ждать?

— Давай, я часа в четыре подъеду. Хорошо?

— Хорошо, миленький. Ну, прямо совсем новая жизнь начинается!

— Ага. И замечательно. Да, я сам скорее всего завтра тоже уеду. Только, к сожалению, недалеко. Во Владимир. Так что, как только доберетесь, тут же позвони Эмме. А я уж ей позвоню.

— Хорошо, хорошо. Ладно, все, пока. Целую.

Ходунов положил трубку.

«Да, сегодня уж лучше быть всем вместе. Все-таки так безопаснее, — подумал он. — Кажется, я сделал всё, что надо. Только бы не произошло что-нибудь сегодня».

Проходя к себе в кабинет, он остановился у стола Валентины Андреевны.

— Не звонили из совета по стандартам?

— Да, звонили. Приглашают вас на совещание завтра в пятнадцать.

— Ну, слава богу. Главное, что не сегодня и не завтра утром. У меня тут возникло одно срочное дело. Поэтому, по возможности, меня нет. Вышел куда-то. Здесь, но вышел. Да, и завтра утром я буду попозже, часов в одиннадцать. Вы не знаете, у кого у нас есть «Жёлтые страницы»?

— В канцелярии, у Светланы Андреевны. Давайте я схожу принесу.

— Спасибо, я сам прогуляюсь.

Ходунов спустился в канцелярию и попросил там «Жёлтые страницы». Фирму «Роман Родионов», или «РР», он нашёл быстро. Да, действительно, строительство коттеджей. И адрес указан в том самом переулке. Ходунов записал на листок бумаги адрес и номера телефонов. Поднявшись к себе в кабинет, он сначала долго сидел, обдумывая что-то, время от времени глядя на этот листок.

Потом развернулся к компьютеру и сосредоточенно, иногда надолго задумываясь, начал готовить какой-то текст. Закончил он эту работу уже после обеда. Потом принялся за пачку неотложных бумаг, лежавших у него на краю стола. Около трех часов он все закончил и пошел к заместителю министра, своему куратору.

— Здравствуйте, Элеонора Сергеевна, — поздоровался он с чопорной, сидевшей всегда очень прямо секретаршей, печатавшей что-то на машинке. Сколько ни убеждал её Ходунов в том, что надо работать на компьютере, она не поддавалась, говоря, что переучиваться ей поздно. — Как ваше драгоценное?

— Спасибо, спасибо, — улыбнулась она. — Что это вы сегодня к нам не заходили? Ах, да, Валентина Андреевна меня предупредила. Случилось что-то?..

— Вообще-то случилось. Шутиков погиб. Вчера вечером.

— Да, да, я слышала. Так это что было, автокатастрофа?

— Что-то вроде. — Ходунов вздохнул. — Сергей Ильич у себя?

— Нет. И сегодня не будет. Он с немцами на комплексе.

— А, ну да, а я и забыл. Мне сегодня пораньше надо исчезнуть. Если я, с вашего разрешения, через полчаса, а?

— Отпускаю, — кивнула Элеонора Сергеевна, и большие серьги в ее ушах тоже закивали. — Пользуйтесь, пока относительно тихо.

— Ладно. Зато завтра я буду чуть-чуть попозже, часам к одиннадцати.

— А Сергей Ильич раньше четырёх завтра не будет. Так что все равно ваше «зато» никто не заметит. А вы ведь Шутикова хорошо знали?

— Да, достаточно. Хороший был мужик.

— Все под богом ходим, — вздохнув, сказала Элеонора Сергеевна и с новой силой ударила по клавишам машинки.

Быстро приведя в порядок свой стол в кабинете, Ходунов покинул министерство. Но направился он не на работу к Люде, а домой. Дома он разобрал телефон, вынул из него какую-то деталь и потом собрал его снова. В четыре он был у Люды.

Всю оставшуюся часть дня и следующее утро Ходунов маялся. Таскаясь за оживленной, радостной Людой, рядом с которой с достоинством вышагивала длинноногая Маша, с лица которой, с тех нор как она осознала свою несомненную привлекательность, не сходила постоянная лёгкая загадочная улыбка, Ходунов напряженно пытался определить, наблюдают за ними или нет. Ожидая нападения, он отвечал невпопад. Только дома он немного расслабился и, пока Люда с Машей собирались в дорогу, весь вечер безуспешно пытался починить внезапно испортившийся телефон. Люде пришлось даже звонить от соседей, чтобы сообщить родственникам и подругам радостную весть об их отъезде. Естественно, Ходунову пришлось выслушать несколько ее высказываний, содержащих прозрачные намеки на его ограниченные способности, на отсутствие в доме хозяина и на то, что у них всегда все не как у людей. Но в преддверии близкого расставания Люда, видимо, решила не обострять ситуации, и вечер без привычных телефонных разговоров прошел очень хорошо.

Спал Ходунов плохо и встал очень рано, с головной болью. Когда в 8.35 они вышли к подъезду, Ланский уже ждал их в своей «Волге».

— Так как едем-то? — спросил он у севшего с ним рядом Ходунова, когда вещи были уложены и все расселись. — Через Брестскую?

— Ага, — кивнул Ходунов, — как договорились. Ты только на Брестской постарайся оказаться в левом ряду.

Пробка на Брестской была даже больше, чем обычно.

— А зачем надо было ехать с этой стороны? — подпрыгивая на заднем сиденье, нетерпеливо восклицала Люда. — Вот мало того, что вчера я без телефона оказалась, так теперь мы еще и на поезд опоздаем.

Ланский, подняв брови, взглянул на Ходунова. Тот посмотрел на часы и ничего не ответил. Потом, увидев, что плотный строй машин впереди делает очередное движение, сказал Ланскому:

— Видишь вон ту арку? В розовом доме слева?

— Да.

— Въезжай в неё.

Ланский вздохнул, но ничего не сказал. Когда они оказались против арки, поток снова застыл. Ланский аккуратно повернул влево и проехал в указанную Ходуновым арку. Обернувшись назад, Ходунов с удовлетворением отметил, что освободившееся в потоке место тут же заняла следующая машина.

— Сейчас во дворе направо, потом налево. Я этот двор знаю. Тут один парень из нашей группы жил, несколько раз мы у него собирались.

— А есть там проезд к вокзалу? — обеспокоенно спросила Люда.

— А туда не нужно ехать. Отсюда пешком даже ближе, чем если бы мы вышли на площади. Поняли гениальность моего замысла?

— Ну-у, Ходунов! — покрутил головой Ланский. — Хорош. Все предусмотрел. А я-то как теперь отсюда уеду? В этот поток теперь фиг влезешь.

— Это тоже предусмотрено. Ты едешь вон в ту арку и выезжаешь на улицу. Там спокойное движение, и ты через пять минут будешь на Садовом. Все, Коля. Спасибо тебе огромное, выручил.

Только посадив своих в поезд и дождавшись, пока он плавно двинулся, Ходунов почувствовал облегчение. Хотя он и понимал, что их отъезд не снимал полностью проблемы, но все-таки скорее всего те, кто так настойчиво искал пакеты, которые Шутиков обнаружил в своем чемодане, начнут с него. И теперь главным было подготовиться к этому.