"Андрей Павлухин, Александр Татульченков. Апофеоз синего будильника" - читать интересную книгу автора

Петров постучал правильно.
- Кто там? - раздалось из-за двери.
- Это мы, твои друзья, - сказал Петров.
- Друзья так не стучат.
- А как?
В дверь снова постучали.
Next i Неизвестно, сколько бы продолжался этот диалог, если бы не
наступил Апокалипсис.


Кусочек аппетитного BREADа

Олег выпил, занюхал волосами Никифора и с неизмеримой тоской,
исполненной дзен, бросил взгляд под стол. Там, в извечной затхлой тьме,
где вторые сутки медитировал укуренный пятикурсник Василий, заползший туда
в поисках мифического Халявы в преддверии госа - да, именно там покрывался
пылью и плесенью символ сельскохозяйственных цивилизаций, хранящий светлые
воспоминания о любящих руках пекаря, материнских дрожжах и внутреннем
убранстве хлебозавода № 13. То был обыкновенный черный хлеб. Никифор
поднял его и положил в рот.
На столе покоилась недопитая бутылка водки, порожний пакет из-под
чипсов "Хрустец" и гнутая алюминиевая вилка, украденная в буфете. За окном
пролетела Маргарита. Раздался предсмертный вопль Халявы.
Комната представляла собой классическое вместилище представителей
маргинальной интеллигенции. Шторы присутствовали... в окне общежития
напротив. На подоконнике стояли левые носки. Ленин над сиротливо пустующей
кроватью Василия периодически подмигивал с портрета. Посреди помещения
нефтяники бурили скважину.
Никифор, достав фонарик, просигналил Олегу азбукой Морзе: НАЛИВАЙ. Олег
поднялся и отмахал другу флажками: НЕ ГОНИ.
Перед ними на столе лежала рукопись.
- Сюжет хромает, - сказал Никифор. - Множество линий, ни одна не
завершена.
- Это хорошо, - глубокомысленно заметил Олег. - Заход на продолжение.
Издатели такое приветствуют.
- Нет, ну сам посуди, - продолжал настаивать Никифор. - К чему там
суббота, 29-е? И этот Апокалипсис - как-то уж очень мрачно. К чему
приведет Сопротивление?
- Естественно, ко второй части нашей трилогии, - Олег слизнул крошку со
столешницы. - Мне другое не нравится. Зачем ты нас убил?
Никифор задумался.
- Давай переделаем.
- Не надо. Бог с нами. Это же целую главу переписывать. Придется ручку
опять приобретать.
Никифор согласно кивнул.
В дальнем углу, на тумбочке, тихо лопотал телевизор. Мэл признавалась в
любви Лукасу, из ее вены торчала машинка. Жади подвергала себя
тиражированию с целью осчастливливания мужской половины человечества.
Неожиданно трансляция прервалась. Экран заполнил решительный циферблат.
Нет, это не была заставка программы "Время". Это было лицо революции,