"Владимир Андреевич Павлов. Дозор на сухой миле (пионеры-герои)" - читать интересную книгу автора

выбрали высокий дуб на отшибе, втащили на него несколько досок, оборудовали
площадку. На ней бронебойщик с противотанковым ружьем поджидал фашиста. А
тот - словно почуял опасность - не прилетал. Партизан несколько дней дежурил
на площадке и под дубом. И самолет все же прилетел, и тот пэтээровец сбил
его.
В последний раз, едва кончилась бомбежка, дети с учительницей вылезли
из блиндажа. Фашист ничего не поджег - нигде не горело. Только с корнем
вывернуло сухой вяз на огороде за школой. На вязе была буслянка - гнездо
аистов. И пара бездомных, аист и аистиха, кружили над тем местом и не знали,
куда им сесть...
Учебников и тетрадей в школе не было. Широкую черную доску разделили
мелом на четыре части - по числу классов. В первой колонке - первый класс.
Там были написаны буквы, и малыши вместе с учительницей заучивали их:
"А-а-а", "Б-э-э", "В-э-э"... Во второй колонке второй класс решал задачки. В
третьем было письмо, а в четвертой колонке рисовали - в четвертом классе шел
урок рисования.
Урок пения был общий для всех. И уроки истории и географии тоже.
Учительница рассказывает о далеких странах. О теплых морях, о пальмах, о
том, что там никогда не бывает зимы.
Кто-то из младших поднимает руку. Учительница поначалу не замечает, и
рука тянется из широкого рукава рубахи все выше и выше - до самого локтя. Но
вот учительница заметила.
- А там немцы есть? - спрашивает первоклассник.
Вся мелкота так и покатывается со смеху: ну где это видано, чтоб не
было немцев?!
В конце уроков кто-нибудь из старших начисто вытирает доску, и
учительница пишет на ней слова, а все хором повторяют: "Ма-ма", "Ро-ди-на".
Последнее предложение длинное, целых три слова, но его знают наизусть даже
первоклассники. Учительница только начинает писать первые буквы - а пишет
она быстро, сам, кажется, никогда так не научишься, - как дружный хор
декламирует: "Смерть немецким оккупантам!" И восклицательный знак в конце.
Чем дольше Толя находился в отряде, тем сильнее его брала тоска. У всех
есть дело и занятие, а он, как ему показалось, чужой здесь, сам по себе.
Помогал по кухне, по просьбе Петра Стежки разыскивал кого-нибудь в лагере.
Рыгор научил его разбирать и собирать винтовку, и он теперь проделывал это с
завязанными глазами. Были и другие поручения и занятия. Но все это такая
мелочь, что не хотелось вспоминать. И все это было не постоянное, случайное
- просто он, Толя, случайно оказывался у кого-нибудь под рукой или перед
глазами. А он же не ради этого шел в партизаны. Он вспоминал отца, который
где-то сражается изо дня в день на фронте. Еще чаще приходила на память
мать. Было жутко слушать рассказы партизан об издевательствах фашистов над
пленными, над теми, кого угнали в Германию. Там и его мать. Стоило подумать
о матери перед сном, как ночью она непременно снилась. Изможденная и
почерневшая. Искусанная овчарками. Она тянула руки навстречу Толе, просила
защиты, из глаз у нее лились слезы...
А он здесь сидит без дела.
Он, бывало, радовался, когда в хату к ним заходил Денисов Рыгор.
Радовался, как старшему брату. Смотрел, как на чудо, как на человека оттуда,
куда рвался сам.
И вот он здесь и ничего не делает.