"Франсиско Гарсия Павон. Опять воскресенье" - читать интересную книгу автора

его поступкам.
- И по словам, Браулио.
- Слова, Мануэль, почти всегда служат нам мостиком для общения. С
детства нас научили говорить одни и те же слова, и мало кто употребляет
какие-то свои, особенные. С самого рождения в нас вдалбливают значение этих
слов, учат произносить их, а потом мы повторяем их ежеминутно. Нас научили
придавать лицу определенное выражение, здороваться, смотреть, смеяться в
каждом отдельном случае по-разному. Лишь очень немногие говорят то, что
думают и чувствуют... Да, так я вот к чему: мы до такой степени углубились в
себя, обособились, что в момент смерти никто не знает нашей подлинной
сущности. Именно поэтому наша попытка проанализировать, каков же дон Антонио
на самом деле, привела к тому, что мы знаем о нем лишь несколько деталей,
которые мало что говорят о его подлинных качествах; это лишь чисто внешние
признаки, по которым мы о нем судим... Если бы в минуту смерти гримаса
навсегда застывшего лица отражала бы нашу суть, было бы удивительно легко
познать ближнего, определить, каков он на самом деле. Но черт подери! Свою
истинную суть мы уносим в могилу.
- Согласен, Браулио, но, откровенно говоря, мало кто из нас, простых
смертных, обладает достоинствами, о которых стоит сожалеть.
- Конечно, Мануэль, но я имею в виду не скрытые, врожденные способности
человека, а самые обычные, пусть даже заурядные черты его характера.
Пояснить? Я убежден, например, что дон Антонио такой же, как и миллионы
других людей. И такой же врач, каких тысячи. Но у него есть свои
отличительные черты характера, а вот о них-то мы ничего не знаем. В каждом
из нас смешались гены многих людей: отца, матери, деда, бабки, прадеда,
прабабки, прапрадеда, прапрабабки и так далее... Смешалось такое количество
достоинств и недостатков, что в них невозможно разобраться.
- Разве что с помощью интуиции и проницательности.
- Да, дон Лотарио. Но это слишком долгий путь и не такой уж простой.
Человек замыкается в себе, уединяется в своем доме, словно улитка в
раковине, он живет своей жизнью, занят своим трудом, всегда скрывает свое
истинное лицо, придает ему то выражение, какое принято иметь в обществе.
- Но мы опять уклонились от главной темы. Как ты считаешь, Браулио, дон
Антонио мог покончить с собой?
- Кто знает? Во всяком случае, самоубийца обычно оставляет перед
смертью хотя бы маленькую записку. Ведь он собирается проделать смертельный
трюк и должен завершить его успешно, а потому продумывает каждую деталь до
мельчайших подробностей.
- Ты слишком все упрощаешь. Так нельзя.
- Но иначе, Мануэль, мы окончательно увязнем. Согласись, если дон
Антонио был способен убить себя, не оставив перед смертью хотя бы записки,
то он личность уникальная, и нам не дано его понять.
- Так ты думаешь, Браулио, его убили?
- Во всяком случае, нормальный человек этого сделать не мог. Но если он
такой же сумасшедший, как губернатор, который запретил тебе заниматься
расследованием уголовных дел, то не исключено.
- А может быть, его кто-то убил в состоянии аффекта или депрессии, сам
не отдавая отчета своим поступкам?
- Вполне вероятно. Мануэль, но тогда этот человек очень примитивен и
жесток.