"Сергей Павлов, Надежда Шарова. Волшебный локон Ампары (Первая часть)" - читать интересную книгу автора

невозможно сдерживать нетерпение, когда на кресельных экранах
пассажирского лихтера планета понемногу вспухает, близится, заслоняя
бело-голубой громадой звездную бездну, а потом начинаются перегрузки,
технические толчки, внутриатмосферная тряска, и один из толчков
завершается плавной обработкой сектейнера захватами причального эллинга в
недрах бесконечно летящего на восток экспресса "Восточный". Покидая
сектейнер, ощущаешь тесноту в висках, трепет в груди, и - маракас возьми!
- не знаешь, что с тобой происходит. Ноги будто сами несут тебя вдоль
коридора - мимо прибывших, мимо встречающих, минуя салоны, вдоль
переходов, по ступенькам прямых и изогнутых эскалаторов стратосферного
корабля-левиафана, дальше, вперед, на смотровую палубу в передней кромке
суперкрыла, и эта прозрачная палуба - почти поверхность планеты Земля:
всего в тридцати километрах от жарко напряженных глаз твоих все красоты,
все неимоверное роскошество отчего дома... И каждый раз так - трепет в
груди и что-то мучительно странное происходит у тебя с глазами.
Нет, он никогда серьезно не воспринимал разноголосицу суждений по
поводу правомерности или неправомерности статута экзархатов в системе
МАКОДа, праведности или неправедности практики денатураций. Из пустого в
порожнее. Как предусмотрено Марсианской Конвенцией Двух - так и будет.
Соглашение это подписано представителями обеих сторон, и теперь можно
сколько угодно судить и спорить, но имя соглашению этому - Незыблемость.
Кстати, денатурацию изначально никто никому не навязывал - узаконилась она
сама собой, стихийно. Без нее было бы слишком не просто с эмоциями на
пороге отчего дома, и тем, кто спорит, это известно. После денатурации
наступало некое состояние удобного неудобства: как в мягкой броне.
Привыкнуть можно. И уже на борту экспресса "Восточный" он мог позволить
себе чуть расслабиться (как и положено отпускнику), и ни равнодушные, ни
любопытствующие взоры томимых рутиной воздушного перелета транзитников ему
не мешали. Белые пунктиры пешеходных дорожек, проложенные вдоль смотровой
палубы, вывели его к отдельной группе свободных кресел, он занял крайнее и
промолчал на вопрос роботрона: "Что намерен эвандр заказать?" Навязчивая
автоматика предложила горячий тоник. Теплый. Охлажденный. Ледяной. Он
прочел выдавленный на подлокотнике номер и шепотом посоветовал роботронной
сервосистеме поменять вход на выход и задохнуться хотя бы на час. Былая
уверенность, что на смотровую палубу приходят в основном смотреть,
пропала.
А смотреть здесь было на что. Не успели руки лечь в желоба
подлокотников - надпалубное пространство волшебно слилось с пространством
внепалубным и сразу открылся - как распахнулся - вид на земную поверхность
по пути следования экспресса. Ухищрениями видеотехники обзор был
скорректирован по высоте орлиного полета: кресло с изумляющей
достоверностью мчалось вперед, ветер овевал лицо, а внизу стремительно,
плавно, как это бывает во сне, проплывали, сменяя друг друга, детали
рельефа субэкваториальной полосы востока Африки - пятнистые извивы речных
долин, зеркала озер и водохранилищ, красные плеши саванн, темно-зеленые
ковры плантаций, пестрота неровностей нагорных плато с белыми конусами
башен погоды и похожими на этикетки черными прямоугольниками гисолярных
реакторов и гелиоустановок. Автоматика объявила расчетное время пролета
мимо вершины Килиманджаро, и к назначенному сроку в пространстве возник
фронтальный ряд видеокресел, "пилотируемых" преимущественно стариками.