"Йен Пирс. Сон Сципиона " - читать интересную книгу автора

пока тот не скрылся за поворотом. Весь вечер Жюльен не мог думать ни о чем
другом, а ночью он ему приснился.
То, что Сотель был священником, Жюльена совершенно не заботило. Он был
в том возрасте, когда людей еще судят по их поступкам. Как не заботило и его
мать, чья вера была крепка, хотя и укрыта от посторонних глаз. Однако его
отца это привело в ярость: едва он узнал о летнем занятии Жюльена, как в
письме из Везона категорически потребовал, чтобы всякие отношения со
священником были прекращены немедленно. Ведь он - врач и свободомыслящий -
гордился и своим избавлением от суеверий, и безоговорочной преданностью
современности и прогрессу. Он не терпел духовенства с его интригами и
замашками, и одной из причин его отчуждения от жены было презрение к этой ее
слабости. Собственно говоря, семейную жизнь Барнёвов определяло это
расхождение между мужем и женой, так как - хотя об этом никогда вслух не
упоминалось - между ними шла война за душу Жюльена.
В любое другое время старший Барнёв, наверное, дал бы свое согласие:
при обычных обстоятельствах научные раскопки былого снискали бы его
одобрение. Но это лето не было обыкновенным, и он не намеревался терпеть
хотя бы малейшего сопротивления его желаниям. Если его жена чего-то хотела,
это было достаточной причиной ответить "нет".
На такое решение его толкнула не жестокость, скорее он заботился о
благополучии своей семьи - и жены, а не только их единственного сына. В
пасхальные дни, которые его жена и сын тоже проводили на ферме, он
неожиданно их навестил, трясясь на лошади, которая - поскольку его участок
был очень обширным - служила ему для объезда пациентов. Один из них был при
смерти, и добрый доктор - а он был добрым - приехал, чтобы насколько
возможно облегчить ему страдания. Пациент этот жил в той же самой деревне, а
потому он оседлал свою лошадь и отправился в путь, который вел мимо церкви,
и когда он проезжал там, направляясь к дому своего пациента, дверь ризницы
открылась, и оттуда высыпали дети после урока катехизиса. Он оглянулся и
увидел среди них Жюльена.
Жюльен толком не понял того, что произошло дальше. Его выслали из
комнаты и даже из дома, и он не видел холодного гнева своего отца - причиной
этого гнева был не просто урок катехизиса, но неподчинение. Он слышал, как
плакала его мать, и попытался ее утешить, но она отвернулась от него. Он не
мог понять, что произошло. Для него эти уроки были просто еще одной
возможностью пообщаться с деревенскими детьми, и он лишь очень редко ощущал
торжественность наставлений. Он главным образом помнил, как пересмеивался с
Элизабет, дочкой бакалейщика, его подружкой, и то, как они потом заходили к
ней домой и ее мать угощала его пирогом. Но его отец положил конец всему
этому - и больше не было ни уроков, ни солнечных, беззаботных дней. Жюльен
так и не был принят в лоно церкви и на протяжении всей своей жизни был
склонен этим объяснять чуть щемящее ощущение чего-то упущенного.
Его отец не сожалел о сделанном: он не собирался терпеть неподчинения у
себя в доме. Обстоятельства, неуверенность, нейтрализовавшая его честолюбие,
сделали его всего лишь деревенским врачом в захудалом городке, но в этом
маленьком мирке он намеревался властвовать. А святость была для него
истерикой, чудеса - естественными явлениями, неверно истолкованными простыми
умами, вера - просто самообманом. Строго научное образование было
противоядием от всех заболеваний, и к этому лекарству он для крепости
добавлял оздоровительную дозу насмешек, сарказмов и презрительности.