"Владимир Печенкин. Мустанг против Коломбины " - читать интересную книгу автора

приподнялся, огляделся...
- Где это мы?
- Ха, не узнал! - оскалился сосед.- Слышь, Толик, он не узнал! В
вытрезвиловке мы, понял? Курить есть?
Владимир Павлович чуть не застонал... В вытрезвителе... Надо же так
вляпаться! Обмыли, называется, халтурку, теперь сам не отмоешься. Из милиции
на завод пришлют "телегу": "...Механик ремонтно-строительного цеха Ничков В.
П. доставлен в состоянии опьянения..." Надо было после первой бутылки идти
сразу домой, а то без закуски, наскоро...
Боль клонила голову на тощую, десятой свежести, подушку. Владимир
Павлович съежился, закрылся скверно пахнущим одеялом, дабы в горьком
одиночестве переживать душевные и телесные страдания, не слышать матерного
бормотания соседа.

Но и это призрачное одиночество было нарушено. Взвизгнула, хлопнула
дверь, кто-то вошел. Голос громкий, начальственный:
-Ну что, ханурики? Как вы тут? Продрыхлись или косые еще? Сможете домой
уехать или до утра погостите?
Ага, значит, еще вечер. Владимир Павлович высунул голову из-под
одеяла. Молодой милицейский сержант стоял у двери.
-В порядке мы, начальник,- лениво прохрипел патлатый.- Выпускай, пока
трамваи ходят.
"Значит, нет еще двух часов ночи,- обрадовался Владимир Павлович.- До
работы можно отоспаться. Ах, опохмелиться бы, чтоб голова прошла и не
тошнило".
- А третий как? - Сержант подошел к койке Ничкова, отдернул одеяло.- А?
Очухался?
- Да-да, я хорошо себя чувствую,- виновато, заискивающе улыбнулся
Владимир Павлович.
-Тогда по-одымайсь! На выход шагом марш!
Солдафон... Владимир Павлович, пожалуй, остался бы здесь до утра -
отлежаться малость, перетерпеть ломоту в теле, отдалить разговор с женой.
Тем более если в палате - или как называется здешний вертеп? - останется он
один: вон, оба соседа уже пошлепали босиком по бетонному полу к двери.
- Эй, ты идешь или нет? - окликнул сержант.

- Да-да, сейчас,- засуетился Ничков.
"Нужно вести себя вежливо, тогда, может быть, не сообщат в цех. С кем
бы поговорить, чтобы не сообщали? Объяснить, что я механик, то есть итээр,
неудобно перед подчиненными... Но тольхо не с этим сержантом..."
В коридоре сержант велел двоим "приставить ногу", а патлатого кашлюна
увел в дежурку. Второй парень, белобрысый, с бледным одутловатым лицом и
водянистыми равнодушными глазами, почесывался, зевал, шмыгал носом. Его
позвали вторым, когда патлатый вышел из дежурки, одетый в мятую болонь-евую
куртку и еще более мятые штаны, полосатые, как матрац, в короткие сапоги из
кожзаменителя. Он сразу закурил, уже свысока оглядывая Ничкова, дрожащего в
майке и трусах, босиком.
-Ты чо, и верно в первый раз подзалетел?
Отвечать этой обезьяне Ничков не посчитал нужным.
Сержант высунулся, кивнул ему: заходи. В дежурке осмотрела пожилая