"Владимир Печенкин. Мустанг против Коломбины " - читать интересную книгу автора

- Кружку надо будет отдать той женщине, у нее ребенок,-

сказал Ничков вяло.

- Ага, там мент попутает. Ничо, перебьется баба.
- Нехорошо получится,- слабо проявил честность Ничков.
- Да пошел ты знаешь куда... На, глотай. Нехорошо ему. Водяра
кончилась, вот это нехорошо. ГУ, дай бог, не последняя.- Он вылил в себя
остатки водки не глотая.
Вот и все. Финита ля комедиа. Надо идти домой. Через пять часов
механик Ничков должен быть как штык у себя в цехе. Лица собутыльников в
блеклом свете подъездной лампочки казались постаревшими, измятыми, далеко
не такими дружескими, как на вокзале. Макс лениво ругался, Толик слушал,
сопел. И выдал:
- Еще бутылку, и нормально будет.
- Точно! - будто того и ждал Макс.- Вовка, гони еще четвертак, не
жмись. Счас сбегаю.
Это бы отсрочило Клавин скандальный крик. Однако после "лечения" и
прогулки по холодку голова у Ничкова уж не так тупо болела, появилось в ней
кое-какое здравомыслие.
- Довольно, товарищи,- поднялся он со ступеньки.- Так и до прогула
долечиться можно. Вы как хотите, а я домой.
- Да брось, Вовка, успеешь к бабе под бок, куды она денется. Еще одну
раздавим и разбежимся, а?
Макс опять разонравился Ничкову. Наглый тип. Вот и кружку у женщины
захамил, и малознакомого человека называет Вовкой. Еще поить их за свои
кровные. Владимир Павлович помотал головой, надвинул глубже шапку-боярку и
решительно потопал вниз.
-Эй, ты! Не хошь пить, не надо. Ты нам дай четвертак, слышишь? Взаймы.
Я отдам, сука буду. Скажи адрес, завтра принесу, не боись. Чо, не веришь? Да
чтоб я из-за четвертной марался, совесть терял!
Про совесть Максову услыша, Владимир Павлович приостановился, оглядел
его мятую куртку, сальные сосульки волос, детскую кружечку в руке - заяц с
морковкой. Еще раз мотнул головой. Оставалось пяток ступенек, когда сверху
по лестнице застучали поспешные шаги. Не успел испугаться, как в голове
зазвенело от тупого удара. Владимир Павлович упал, его ударили еще - в лицо
кулаком, в бок ботинком.
-Жлоб, мать твою...
Он не кричал, инстинктивно понимая, что будет хуже. Наглая рука
залезла в карман - не протестовал: жизнь дороже. Ткнули еще раз в бок,
сорвали с руки часы - лежал, притворяясь потерявшим сознание. Хлопнула
дверь. Владимир Павлович еще полежал для верности. Ни звука. Тогда он со
стоном сел на бетонную ступеньку. Тело ныло еще надсаднее, чем там, в
вытрезвителе. Из подъездной двери тянуло сквозняком. Поискал шапку - нету,
утащили. Полез в карман - и застонал от боли, обиды, от жалости к себе:
Макс выгреб деньги, сколько ухватила его грязная пятерня, от получки и
халтурки осталось - сколько? Четыре десятки, пятерка, рубли... Алкоголики,
мерзавцы, подонки!
Вечером другого дня, все перетерпев и как следует осердившись, Владимир