"Владимир Печенкин. Два дня 'Вериты'" - читать интересную книгу автора

За это Хосе и убили, потому что он был настоящим парнем. Да и у всех этих
бунтарей из партии "Либертад" под ногами твердая земля... А я не чувствую
опоры!
Слейн замолчал и долго щелкал зажигалкой, пока прикурил сигарету.
Сидел ссутулясь, опустив голову. Доктор внимательно наблюдал за ним.
- А знаешь, Джо...-произнес он медленно.- Ведь Хосе Бланке предал я.
Голова журналиста вскинулась, словно от удара в подбородок, сигарета
выпала.
- Как ты сказал? Мне показалось...
- Хосе предал я.
Минуту Слейн смотрел расширенными глазами на доктора, румянец отлил от
его скул, и лицо стало желтым, как у умирающего индейца. Потом нагнулся,
поднял сигарету и затоптал рассыпавшиеся искры.
- Гарри, я ведь тебя очень давно знаю,- он снова щелкнул зажигалкой и
не сразу попал в огонек прыгающей сигаретой.- Хосе, смелый и верный Хосе -
наш с тобой общий друг! Нет, этого не может быть! Ну скажи, Гарри! Ты не
слушаешь меня?!
Доктор смотрел в окно и думал о чем-то своем.
- Джо, ты в самом деле будешь молчать, если я тебе кое-что расскажу?
Слейн вытер вспотевший лоб и с силой придавил в пепельнице окурок.
- Видишь ли, Гарри, я журналист. Ты знаешь, что это такое. Не доверять
ты вправе. Но я еще никогда не предал друга, Гарри.
Доктор встал.
- Извини, я сейчас вернусь.
Он быстро прошел к двери, на которой чернело изображение черепа и двух
скрещенных молний. На мгновение в комнату ворвался гул генератора, и дверь
захлопнулась. Слейн порывисто вздохнул и одним глотком выпил вино из
стоявшей перед ним мензурки. "Кошмар какой-то с этим предательством!-
подумал Слейн.- А если правда? Ну, нет, скорее нелепый розыгрыш! А какое
странное вино - на вкус вроде апельсинового сока, а покрепче коньяка..."
Слейн чувствовал жар в лице и легкое возбуждение. Перед глазами
закружились белые, похожие на льдинки искорки, померцали и исчезли.
Хотелось говорить, высказать Гарри все, что думается, не скрывая самых
дальних сомнений и надежд.
"Я скажу... что я скажу? Как доказать, что мне можно верить?-думал он,
потирая горячие щеки.-Было у меня желание, тогда еще, в самом начале, как
только приехал сюда... написать репортаж о человеке... белом человеке,
который один, смело и честно, идет навстречу болезням и бедам, здесь, в
заброшенном горном оазисе, Старается в одиночку исправить последствия
чьей-то жадности, лжи, вероломства. О, как бы я написал этот репортаж! Но
ничего не напишу. Ведь ты не хочешь этого, Гарри?"
Снова гул ворвался в комнату, вернулся доктор. Мензурка вина
взбудоражила и его, движения были более порывисты, чем обычно, глаза
блестели, румянец пробивался сквозь загар.
- Так что ты говорил, Джо?
- Я? Но ведь... Ах да! Говорил, что я слабохарактерный малый, но уж не
настолько гиблый, чтобы предать друга. И ты не предатель, Гарри! Я же знаю!
Иначе ты пустил бы себе пулю в лоб!..
Слейна словно прорвало. Слова приходили легко, свободно слагались в
фразы, как это бывало, когда он работал в левых газетах,- откровенные и