"Юхан Пээгель. Я погиб в первое военное лето" - читать интересную книгу автора

часть их никогда, естественно, не ходила ни в артиллерийской упряжке, ни
под строевым седлом.
И орудия наши - тоже остатки первой мировой войны. Черт его знает, по
кому из них когда-то стреляли: по красным, по белым или по ландесверу на
подступах к Риге. Слава богу, что хоть карабины были старые русские,
трехлинейные, а не английские, как в некоторых наших пехотных полках
территориального корпуса. Но самой последней новинкой были, несомненно,
противогазы: весьма солидная работа. Даже некоторым лошадям хватило.
Только таскать тяжело, мы их потом побросали. А в сумках удобно было
держать хлеб, табак, полотенце и все прочее.
Дни формирования были волнующе сумбурными. Полк отправлялся в бой,
являя собой достаточно пеструю массу. И, наверно, не только внешне, не
только из-за снаряжения.
В военном отношении неурядицу вносило еще и то, что среди пополнения
лишь немногие люди прежде служили в артиллерии. Короче говоря, половина
наших солдат была не обучена. И еще - мы, старые солдаты, и добрая доля
(особенно молодых) эстонских офицеров знали только несколько слов
по-русски. Не всем даже была понятна русская команда. А русские, конечно,
даже выругаться по-эстонски не умели. Так что и тут хватало неразберихи.
Никто из нас не верил, что таким образом мы сможем взять Берлин.



3


Я встретил ее - мою бывшую одноклассницу, теперь студентку - на углу
улицы Густава Адольфа и Кроонуайя.
Выглядел я очень воинственно: пустой карабин на ремне на левом плече
(он, как нарочно, оказывался на левом, потому что сразу же после призыва я
был так обучен, а в Красной Армии оружие носят на правом плече), на поясе
пустой патронташ, на спине ранец. Шпоры звенели залихватски.
- Нас отправляют, - сказал я, - всего тебе хорошего.
Мы были просто добрые знакомые, я никогда за ней не ухаживал.
- Тебе всего хорошего, - сказала она, подавая руку, - может, никогда
уже больше не увидим друг друга...
- Вот еще, что же мы, ослепнем, что ли, - глупо сострил я в ответ.
Подумать только, до чего серьезно относилась ко всему девушка: на войне
ведь в самом деле могут убить.
Честно скажу, до тех пор я об этом не думал.
Могут, конечно, убить, только разве именно мне на роду написано
отправиться на тот свет?
И вообще, долго ли ей быть, этой войне? Через две недели станет ясно:
или рука в золоте, или сам в земле.
(Я так и не узнал, что моя одноклассница, с которой мы попрощались на
углу улицы Кроонуайя и Густава Адольфа, осенью того же года познакомилась
с толстым и лысым немецким майором-тыловиком, которого поселили в доме ее
матери (отец девушки давно умер). Майор был добрый и любезный, в трудное
время вся семья жила на даримые им консервы и эрзац-кофе, смеялась его
компанейским шуткам, оживлялась от его маркитантского шнапса. ("Nur fur