"Юхан Пээгель. Я погиб в первое военное лето" - читать интересную книгу автора

О немцах мы больше не заговаривали. У капитана не было времени для
расспросов, а мне не хотелось говорить, что Ветра попросту убили и что
поэтому спустя полчаса и я стал убийцей.
Хороший человек капитан, думал я, шагая за пушкой, все-таки послал меня
отыскивать. Не то бы я сейчас еще обливался в лесу потом. Бывает такая
суета и такая спешка, когда один пропавший человек ничего не значит.
Больше я об этом не думал, например, о том, нужно ли было вообще
кого-то посылать в это треклятое болото, если все равно приходится
уходить. И если бы вторая пуля меня нашла...
Сунув руку в карман, я нащупал в нем твердый комок, это был кусок
сахара в носовом платке.
Какой же ты подонок, сказал я себе. Ты обманул Ветра. У тебя был сахар,
когда он просил. А ты, подлец, ему не дал, и он умер, не получив на этой
безотрадной войне даже кусочка сахара. Каким же негодяем может быть
человек!
Я швырнул узелок в кусты.



39


Сегодня был ранен старший врач полка, очень толстый человек. Произошло
это, когда он ехал в своей коляске по лесной дороге. Именно в коляске, в
которой когда-то ездил подполковник, командир нашей войсковой
артиллерийской группы, в тех случаях, когда не пользовался своим черным
автомобилем. Эту коляску потащили с собой на фронт, и командир полка
предоставил ее в распоряжение врача - на рессорах все-таки, возите, мол, в
ней раненых.
Ну да, а тут вдоль дороги на бреющем полете летел "мессер", доктор и
ездовой едва успели укрыться в придорожной канаве, лошадь сама понесла в
лес. Но в силу того, что доктор был очень толстый, а канава мелкая, два
осколка угодили ему в ягодицы. Он приспустил разорванные брюки, ездовой
кое-как перевязал ему задние полушария, помог забраться в коляску и уложил
на бок.
У ездового был хорошо подвешен язык, и он рассказывал эту печальную
историю с особым удовольствием, что тоже можно понять. Все мы когда-то
стояли, спустив брюки, перед этим самым доктором, чтобы тот проверил, в
порядке ли наш источник радости. А теперь было наоборот. Само собой
понятно, что ездовому задавали немало уточняющих вопросов.



40


На этот раз, кажется, обошлось.
Мы сидим и тяжело дышим - после бешеной стрельбы и ужасного напряжения
нервы натянуты до предела. Уши заложены, руки дрожат.
Я смотрю на своих и едва узнаю. Ты ли это, Ильмар, когда-то застенчивый