"Маргарет Пембертон. Площадь Магнолий " - читать интересную книгу автора

Шарки окончательно сбрендил. Мейвис утверждала, что он избивает жену -
дескать, об этом она догадалась еще на свадьбе Кейт и Леона, когда Дорис
Шарки явилась в церковь в шляпе, поля которой закрывали половину лица.
- Этот мерзавец поставил ей фонарь под глазом! - горячилась Мейвис. - Я
так и заявила Хетти. Все религиозные фанатики сумасшедшие, они губят детей и
бьют жен. Бедняжка Дорис целыми днями не выходит из дома, а несчастная
Пруденция была вынуждена оставить работу в адвокатской конторе, чтобы
помогать матери присматривать за Уилфредом.
Дом номер восемь пустовал: семья Тиллотсон пока не заняла его верхний
этаж, а беженка из Польши еще не объявилась, хотя ее приезда и ждали. Дальше
стоял дом Фойтов, которому предстояло вскоре стать домом Эммерсонов, а за
ним - жилище Гарриетты Годфри. Выйдя за Чарли Робсона, она становилась
мачехой Джека и свекровью Кристины. Все это с трудом укладывалось у Кристины
в голове, но это ее не огорчало, поскольку там и так все перемешалось.
Гораздо сильнее беспокоило ее то, что она до сих пор не поделилась своими
тревогами с Джеком. Она не могла собраться с духом и признаться мужу, что не
теряет надежды разыскать маму и бабушку и что в их розыске ей помогает Карл
Фойт.
Кристина подалась вперед и прижалась щекой к холодному стеклу. Что же
мешает ей раскрыться мужу? Возможно, этому помешала вся праздничная,
суматошная атмосфера последних дней, не очень подходящая для откровенных
разговоров. По коже пробежал холодок: ей вспомнилась поездка в центр Лондона
в день победы над Японией в компании Джека, Кейт, Леона, Дэнни, Керри,
Мейвис и Малкома Льюиса. Тогда она пережила настоящий кошмар.
Радуясь, как и все остальные, окончанию войны, Кристина не умела, да и
не хотела бурно выражать свой восторг и голосить хором песни на улицах
города. Но все окружавшие ее люди были настроены иначе. Лондонцы и
военнослужащие союзных армий - голландцы, поляки, чехи и словаки, американцы
со своими звездно-полосатыми флагами - запрудили улицы и площади, пели,
танцевали, шутили и смеялись. Мейвис, Керри и Кейт залезли на бронзового
льва на Трафальгарской площади. Джек уговаривал Кристину присоединиться к
ним, и ей это было неприятно. Напротив Букингемского дворца все пели
национальный гимн и до хрипоты приветствовали короля Георга и королеву
Елизавету. Когда стемнело, они с трудом протиснулись сквозь толпу на
Пиккадилли, а в полночь слушали бой Большого Бена, которому вторили клаксоны
всех автомобилей Лондона.
К какофонии присоединились переливы полицейских свистков, надрывные
гудки катеров на Темзе и паровозов в депо. Кристина едва не оглохла от этого
оглушительного шума. Веселье достигло апогея. Стоящие рядом с жителями
площади Магнолий солдаты растянули одеяло, и Мейвис, не долго думая,
спрыгнула на него со льва, юбка ее бесстыдно задралась, и все мужчины, в том
числе и Джек, взревели от восторга при виде ее обнаженных женских прелестей.
А Кристине вдруг стало противно от этого звериного рева и похотливых
взглядов, она даже почувствовала к мужу неприязнь. Ей стало страшно и
одиноко в беснующейся толпе чужих людей, и побороть свой страх она не
сумела. Может быть, именно тогда она и ушла в себя, в свои воспоминания, и
этот миг еще больше обострил желание найти утраченных родных.
Вновь и вновь ее мысли возвращались к бесследно исчезнувшим маме и
бабушке. Ей хотелось верить, что они живы и тоже празднуют окончание войны.
Но надежда на благополучный исход их мытарств омрачалась беспокойством об их