"Даниэль Пеннак. Христиане и мавры ("Малоссен" #5)" - читать интересную книгу автора

- Кто? - прошептал я.
- Лаунин хахаль, - настаивал Жереми, - очень напоминает доску с
парусом, разве нет?
У Жереми всегда был этот дар: сравнения. Мы все в семье обязаны ему
своими именами и прозвищами. Потом уже невозможно представить себе человека
иначе, чем так, как представил его Жереми, заклеймив его каким-нибудь
именем. Взять, к примеру, наших младших - Малыша, Верден, Это-Ангела,
Господина Малоссена, которых он окрестил, едва взглянув на них...
Это-Ангел - на самом деле ангел, Верден обладает всем, что прославило битву
того же названия, а Малыш, как мы в этом скоро убедимся, родился совсем
маленьким. И таким остался.
Да, не могло быть никаких сомнений в том, что этот тип, который был и
скоро опять будет любовником Лауны и который сейчас пока зондировал кому
Шерифа, как две капли воды был похож на серфинг: чистая, ускользающая
обтекаемость, длинные мышцы, как из стекловолокна, ловкие и гибкие движения
серфингиста, парус шевелюры, развевающейся на ветру, четкий профиль,
подставленный пассатам, беспечное пляжное самолюбование и тридцать слов в
загашнике, не считая профессионального жаргона.
- Ну, ведь правда, серфинг, да? - не унимался Жереми.
- Да, похоже, - сдался я.
Итак, Серфинг принялся щекотать ступни Шерифа, чтобы проверить у него
рефлекс Бабинского. Взгляды всех собравшихся вперились в большой палец
коматозника. Однако палец не пошевелился, ни туда, ни сюда. Никакого
движения. Только хитрая усмешка и одна фраза, выслушав которую, Тереза
беспомощно молчала:
- Моише, гиб мир а слои зойерэ агрекес ун а хейфт килограмм каве, дус
иц фар маин ворм.
Пауза.
- И что это значит? - спросил наконец Жереми.
- Я не знаю этого языка, - призналась Тереза. - Похоже на немецкий,
только это не немецкий.
- Это на идише, - мечтательно прозвучал голос раввина Разона.
- И что это значит? - переспросил Жереми.
- Это значит: "Мойша, дай мне банку соленых огурцов и полкило кофе,
чтобы заморить моего червячка".
- Даже не думайте! - воскликнула Лауна так, как если бы этот бакалейщик
Мойша был здесь, среди нас.
- Этот человек сражается со своей душой, - пояснил раввин Разон, -
больное, измученное сердце! Он сам себя наказывает, и он будет держаться до
последнего.
Серфинг все продолжал свои изыскания и изрек в конце концов заключение:
- Менингеальный синдром отсутствует, пирамидальный синдром отсутствует,
рефлексы и мышечный тонус в норме, ни одного аргумента в пользу ушиба мозга,
ни кровоизлияния...
Потом, обернувшись к Лауне, он добавил:
- Он в прекрасном состоянии, девочка, отличная работа!
На какое-то мгновение я подумал, что "девочка" сейчас расплавится под
обжигающей смолой этого взгляда, но голос Хадуша восстановил температурное
равновесие, дохнув пронизывающим холодом:
- Тогда почему же он не просыпается? Знать, дела не так уж хороши?