"Юджин Пеппероу. Открыватель талантов" - читать интересную книгу автора

- Ну вот, все в порядке. Уверен, что завтра никаких проблем с вашим
здоровьем уже не будет, - серьезно произнес Эттингер, подумав про себя, что
завтра у Скорнезе вообще уже никаких проблем не будет, потому что от такой
дозы норадреналина через несколько минут артериальное давление подскочит до
таких цифр, что это наверняка кончится обширным кровоизлиянием в мозг.
Выйдя от больного и убедившись по звуку, что тот запер за ним дверь на
щеколду и цепочку, убийца спустился на этаж ниже в свою квартиру. Там он
быстро снял с себя халат, уложил его вместе с врачебным чемоданчиком в
большую-Спортивную сумку, побросал туда же всю аппаратуру и личные вещи и
навсегда покинул дом на 37-й улице, выбросив из памяти имя Вито Скорнезе
навсегда. Впереди его ждало новое дело".
Доктор Льюис отложил ручку и потянулся, подумав, что и его впереди ждет
новое дело, точнее новый рассказ. Но начнет он его на будущей неделе.
Александр Эттингер все-таки тоже нуждается в отдыхе при всей своей
выносливости. Роберт Льюис так сжился со своим постоянным персонажем, что
уже считал его живым человеком, только существующим как бы в другом,
параллельном мире. Этот созданный им самим мир был для Льюиса, наверное, не
менее реален, чем тот, в котором жил он сам. Честно говоря, доктор в
значительной степени отождествлял себя с Эттингером. Ему казалось, что это
он сам - высокий, мускулистый, бесстрашный - входит в квартиру мафиози
Скорнезе, чтобы стереть его с лица земли, исполнить приговор, который он же
ему и вынес. Доктор забывал о своем невысоком росте, о полноте, лысине и
безвольном подбородке и полностью вживался в образ благородного убийцы
Эттингера. В такие минуты он даже не боялся или почти не боялся ни своей
жены, ни госпитального начальства.
Иногда, когда Анны не было дома, Льюис подходил к большому зеркалу в
спальне, втягивал живот, расправлял, плечи, выдвигал вперед челюсть и
пристально рассматривал свое отражение, сравнивая себя с Александром
Эттингером. Потом с шумом выпускал из себя задержанное дыхание и,
разочарованно вздохнув, отходил от зеркала.
Написание рассказов постепенно стало его жизнью. Даже когда ему
случалось ехать в метро, он тут же доставал толстый блокнот и ручку и
начинал строчить, морщась от качки вагона и торопясь успеть записать
приходящие в голову мысли. И уж совсем прекрасно он чувствовал себя в
самолете, особенно когда лететь приходилось несколько часов. В просторном,
светлом салоне под мерный, успокаивающий рокот моторов Льюису писалось как
нигде в другом месте. К сожалению, летать приходилось довольно редко. В
конце июля в Лос-Анджелесе проходил Всеамериканский съезд
реаниматологов-анестезиологов, и доктор должен был принять в нем участие. Он
ждал дня начала съезда прямо-таки с детским нетерпением. Во-первых, это была
восхитительная возможность целых три дня пожить вдали от жены и от телефона,
во-вторых, смена обстановки и встреча со старыми друзьями и коллегами, с
которыми он учился или когда-то работал; а в-третьих, эти несколько часов в
самолете туда и столько же обратно, во время которых можно погрузиться в
работу, ни на что не отвлекаясь. О, эти прекрасные часы полного одиночества
среди множества людей - Роберт Льюис умел ценить их как никто другой.
Поэтому С вполне понятным нетерпением он ожидал того момента, когда наконец
опустится в мягкое кресло салона второго класса и откроет свой блокнот на
девственно чистой, манящей своей нетронутой белизной, странице. Он будет
долго колебаться прежде чем начать, немного жалея снежную целину плотной,