"Наталья Перфилова. Не трепите Богу нервы " - читать интересную книгу автора

даже мысли о возвращении не могло возникнуть в моей голове. На это я пойти
никак не могу все по той же причине: боюсь. Боюсь потерять только что
обретенную с таким трудом свободу и независимость, боюсь разочарования. При
всей моей любви и уважении, я Мишу еще слишком плохо знаю, чтобы связывать с
ним свое будущее крепкими неразрывными узами. Нельзя просто отмахнуться от
того, что всего несколько месяцев назад он был любовником моей лучшей
подруги. Меня в жар бросает каждый раз, как я представляю, что и ей он,
возможно, говорил те же слова, что и мне, давал те же обещания, шептал на
ушко страстные признания... Нет уж, господин Корчагин, я больше не куплюсь
на простые слова, пусть даже красивые и заманчивые, Вам еще не раз придется
доказать силу и искренность своих чувств, прежде, чем я поверю в них
окончательно и бесповоротно. А пока пусть все идет, как идет. Я с
удовольствием провожу в спальне с камином ночи и вечера, люблю вместе с
Мишей наблюдать за загадочным танцем ярких мерцающих языков огня. Люблю
ласки, которыми щедро осыпает меня жених, горжусь им и ни в коем случае не
хочу потерять... Но уж если так случится, удерживать не стану. Вот для этого
я и стремлюсь всеми силами сохранить остатки независимости, хотя с каждым
днем это становится все труднее и труднее...
Размышляя таким образом, я добралась до Марининого подъезда. К моему
великому огорчению подругу дома я не застала. Безрезультатно позвонив раз
десять в дверь, я для верности пару раз стукнула по ней коленом (пнуть
белоснежную Маринину дверь грязной обувью рука, вернее нога, не поднимется)
я вынуждена была вернуться на улицу. Вездесущие старушки на лавочке у
подъезда проинформировали меня, что подруга еще вчера, видимо сразу после
разговора со мной, с двумя чемоданами отбыла в неизвестном направлении.
"Между прочим - ядовито поджала губки баба Клава, Маринина соседка сверху -
с новым хахелем. И главное, не стыдно шалаве, одного дня до приезда мужа не
дотерпела. Такая шелковая последнее время была, а тут нате вам - поскакала,
задравши хвост, аки драная коза."
"Мужик-то ейный нынче приехал, так бегал-бегал тут сердешный,
выспрашивал: кудай-то его пришмондовка улетучилась - с удовольствием
добавила шаровидная баба Нюра из соседнего подъезда - так мы ему все, как
есть, обсказали. Он, веришь ли, нас обматерил и тоже поскакал отседа..."
За что не любили старушки Марину, понять не составляет труда, а вот
насчет Олега - вопрос трудный. Мужик он во всех отношениях положительный,
пьет в меру, не курит, денег много зарабатывает, особенно по меркам
околоподъездного общества.
У Мариши на этот счет сугубо свое мнение. Она убеждена, что чувство
ненависти в старухах зреет из чувства зависти. "Ты думаешь, Ян, они такие уж
старые, эти тетки на скамейке? Вовсе нет. Такими их сделал не года, а
алкоголик-муж, лень, безденежье, нежелание следить за собой. Жизнь свою они
сами безвременно превратили в дерьмо. Некоторые из них еще даже и не на
пенсии, ей богу. У половины сплетниц дочки замужем за такими же алкашами,
как папаша, у других и вовсе в разводе. А тут мы - я красавица, что уж
скрывать, Олежка по всем статьям мужик завидный. Вот и не могут простить,
что не их дочки дебелые его к рукам прибрали, а я недостойная. И его заодно
недолюбливают по той же причине".
"Слушай, неужто все старики такие ядовитые? Мы тоже озлобимся, когда
постареем?" - такая безрадостная картина вгоняла меня в дрожь.
"Не майся дурью, крошка, куда нам до них, была забота в чужие дела-то